Дарья Курдюкова
Голова «Спящей музы» вмещает, отражая, весь мир вокруг. Фото автора
Пока арт-сообщество ждет официального старта 7-й Московской биеннале современного искусства, Мультимедиа Арт Музей (МАММ) на своей площадке открыл сезон воспоминанием о начале прошлого века. «Константин Бранкузи. Скульптуры, рисунки, фотографии, фильмы. Из собрания Центра Помпиду» – первая в российских широтах выставка румынского по рождению модерниста, влившегося в Парижскую школу. Свою мастерскую, входящую сейчас в состав Центра Помпиду, скульптор завещал Франции – с тем чтобы в ней ничего не меняли. Разосланный журналистам пресс-релиз уверяет, что кураторы Жюли Джонс и директор МАММ Ольга Свиблова предприняли в России «первую попытку показать феномен Бранкузи во всей его полноте».
Как знать, может, сбежавший из дому в 11 лет учиться искусствам Бранкузи и стал так успешен в модернистском переиначивании формы потому, что сперва усердно штудировал форму академическую. Все-таки расхожее мнение о том, что, прежде чем форму ломать, хорошо бы виртуозно научиться ее строить,подтверждают ранние и очень традиционные работы многих новаторов XX века.
За те самые академические штудии – «скульптура в античном стиле», «скульптура в природном стиле», «выразительные головы» – Бранкузи получал награды и, в общем, мотивы-то сохранил, работая уже в новом, модернистском духе в своей мастерской в тупике Ронсан на окраине Монпарнаса, той самой, что так часто с ее уютным бардаком мелькает и на фото, и на видео с теперешней выставки. Только академические мотивы скульптор теперь уж подчинил видению не сюжета, а формы. И от ранних символистского толка портретов «перепрыгнул» (а как будто ничто не предвещало) к экспрессивно упрощенным до состояния знака яйцеобразным головам, названным то Прометеем, то Музой. Их выразительность – в немногословии. Голова музы из известняка, едва-едва намеченный контур длинного изящного носа – да, она и есть яйцо, первоначало. Или нет, «Спящая муза» из полированной бронзы – будто набрасывал разные «гипотезы» Бранкузи – это отрубленная голова, которую, как голову Иоанна Крестителя, можно подать на блюде. Можно ли подать на блюде вдохновение?.. Эта скульптура, выхваченная из темноты ярким лучом света, оставляющим белый прямоугольный отсвет на постаменте, словно и правда лежит на блюде. Спит до поры до времени. Лишь обозначенные – обобщенно, но тонко – черты лица, пряди волос, обходишь ее вокруг – и грубый срез шеи. Голова – как отрезанная. Что это – ирония над своенравной Музой, которая может прийти с любым опозданием, в которой отражается (вмещается) весь окружающий мир благодаря отполированной Бранкузи до зеркального блеска скульптурной поверхности, но которую он как художник хочет присвоить, приручить?..
Это искусство, сильное простотой и даже недосказанностью (отсюда – нить и к абстракции, и к сюрреализму со скульптурами Жана Арпа), дитя эпохи, которая после реализма XIX века, словно пресытившись им, зайдя в тупик, открыла лаконичную эстетику первобытного и традиционного искусства. Модернисты восхищались африканскими масками – это видно и у Бранкузи. Его «Мадемуазель Погани» стоит в одном ряду с портретами Амедео Модильяни и с «Авиньонскими девицами» Пикассо – и все они «оглядываются» на африканскую пластику. Для Бранкузи традиционные формы – это еще и формы, предложенные природой, и иногда корни как его родные румынские традиции. В основе «ввинчивающейся» в небо «Бесконечной колонны» и ее последовательниц был ромб, мотив, использовавшийся в Румынии для погребений, – и такую колонну заказали Бранкузи в память о погибших в Первую мировую румынских мужчинах.
Не только Муза Бранкузи была своенравной, сам художник, судя по воспоминаниям, трудно сходившийся с людьми, – тоже. Нет, он, конечно, боготворил Родена, в чьей мастерской проработал, правда, всего месяц, дружил с Эриком Сати, с Ман Рэем, устраивал в своей мастерской вечеринки, шутливо и скандально мраморный портрет «Княгини X» обратил в фаллический символ (из-за чего ее отказывались выставлять, а богемная общественность писала петицию в защиту произведения), – но этот человек с серьезным лицом был принципиален и придирчив, и когда речь шла о выборе портрета (его снимал Ман Рэй для своей книги, но упрямый скульптор настоял на том, что только сам выберет подходящий снимок, причем снимок этот будет кадром из фильма), и когда дело касалось фотосъемки для репродуцирования его работ. Ман Рэй выдал Бранкузи путевку в мир фотографии, и тот сам снимал свои скульптуры – с разных ракурсов, в разном освещении.
Тем самым художник сокращал дистанцию между потенциальным зрителем и произведениями, «указывая» путь смотрения. Но сейчас, когда на выставке фотографии и видео остались в абсолютном большинстве – между ними в витринах несколько сиротливо размещены те самые головы, внушительный деревянный табурет да «Торс молодого человека», будто более угловатая вариация «Княгини X», оставшейся на фотоотпечатке, – возникает библиотечное чувство. Будто вам показали книгу художника или просто хороший альбом с текстами и множеством картинок. Остается вообразить это объемно. И дистанция с публикой вновь увеличивается. Так что осталось дождаться второго в России показа этого мастера – и надеяться, что там будет больше самих скульптур.
