Призыв к "эре милосердия" прозвучал на Зальцбургском фестивале

Этнический момент сознательно был учтен в кастинге; сюжет оперы идеально ложится на историю террористических актов в Европе. Фото с сайта www.salzburgerfestspiele.at

В этом году оперную программу престижного Зальцбургского фестиваля открыла опера Моцарта «Милосердие Тита». Название это для фестиваля не ново: последнюю оперу Моцарта, написанную им в 1791 году к коронации императора Леопольда II в Праге, в Зальцбурге уже ставили много раз. Необычен был выбор постановочной бригады: дирижер Теодор Курентзис, его оркестр и хор musicAeterna из Перми (зальцбургским меломанам предстоит теперь выучить название этого отстоящего на 1100 км от Москвы города), режиссер Питер Селларс, художник – Георгий Цыпин.

Дело в том, что старейший и крупнейший музыкальный форум Европы живет в состоянии постоянной угрозы оперного инцеста: здесь уже все видели и все знают, особенно о Моцарте. Для фестиваля нужна новая кровь и новые идеи, которые как раз и может предложить Курентзис, в этом сомнений у нынешнего интенданта фестиваля Маркуса Хинтерхойзера не было. Поэтому в этом году помимо «Тита» Курентзис и musicAeterna являются фактически резидентами Зальцбургского фестиваля, на котором дебютируют (!) – факт невероятный. Курентзис уже исполнил Реквием Моцарта, Концерт для хора Шнитке, предстоит концерт с Первой симфонией Малера и Скрипичным концертом Альбана Берга. При этом, конечно, дебют дебютом, но Курентзиса в Австрии уже знают, и у него сложился здесь свой постоянно пополняющийся круг последователей.

«Милосердие Тита» – это крепкий орешек для постановщиков, впрочем, как и для самого Моцарта, ведь заказ на верноподданичеcкую оперу, прославляющую «немецкого Тита» Леопольда II, Моцарт получил в последний год своей жизни, когда ему катастрофически не хватало времени, а сказать надо было еще так много. В двери уже стучала Великая французская революция, а надо было писать на старое либретто Метастазио (1734 года!).

Поэтому Селларс и Курентзис оттолкнулись от идеи, что Моцарт, стоя на пороге вечности, во-первых, «зашифровал» свое масонское послание в духе идей Просвещения в традиционной opera seria, а во-вторых, недосказал то, что хотел. Поэтому партитура была дополнена фрагментами других произведений композитора: Большой мессы с-moll, оркестровыми Адажио и Фугой, а в финале – Масонской траурной музыкой, и это придало спектаклю масштабное ораториальное звучание в духе настоящего философского вневременного месседжа.

Впрочем, обжигающее современное наполнение тоже присутствует. Опера идет в современных костюмах (их создатель – Робби Дуйвеманн), так как ее сюжет идеально ложится на историю о современных террористических атаках в Европе, будь то Брюссель, Париж или Санкт-Петербург. И акт финального утопического милосердия направлен на тех, кого современное общество безоговорочно осуждает – террористов, делающих заложниками своих идей невинных. 

В противовес сложившейся на фестивале традиции опера была поставлена не в Доме Моцарта, а в огромном зале Фельзенрайтшуле, с его вытянутой сценой и впечатляющими рядами каменных аркад. На фоне их суровой историчности хрупкие конструкции небоскребов (художник Григорий Цыпин), небольших здесь (в человеческий рост), сначала подсвеченные неоновыми огнями, потом варварски разрушенные взрывами, выглядели особенно уязвимыми. А светящийся островок свечей и цветов у портретов погибших во время террористической атаки – второй акт начинался минутой молчания – выглядит картинкой из новостной хроники.

Во время увертюры мы видим посещение Титом и его окружением лагеря беженцев: хор буквально дважды пробегает сначала в один конец длинной сцены Фельзенрайтшуле, потом в другой, чтобы в конце оказаться буквально запертым и оттесненным автоматчиками за ограждение. Интересен этнический момент, по всей видимости, сознательно учтенный в кастинге: Тит, внешне похожий на Нельсона Манделу (афроамериканский тенор Рассел Томас), и его окружение представлено темнокожими певцами, Секст в превосходном исполнении восходящей звезды мировой оперы Марианны Кребасса и Сервилия (австрийская сопрано Кристина Ганш) – европейцы. Юный Секст видит путь достижения справедливости лишь через жестокость и насилие, к этому же его склоняет и Вителлия (южноафриканская сопрано Гольда Шульц) – приближенная к Титу аристократка, уязвленная и оскорбленная им. Секст, готовясь к террористической атаке, поет огромную проникновенную арию, длящуюся 12 минут в сопровождении кларнета (Флориан Шуеле), который, присутствуя на сцене, разделяет душевное излияние героя. И ария становится вокально-инструментальным дуэтом, что соответствует общей музыкальной концепции: оркестр и в яме играет стоя, что создает уникальный акустический эффект, а голоса трактуются инструментально – это создает идеальное соединение импульса дирижера с происходящим на сцене. При этой дистиллированности звучания несколько теряется индивидуальность каждого солиста, что не действует в отношении Кребасса, которая срывает оглушительную и единственную овацию во время спектакля после своей арии. 

На финальные поклоны все солисты выходят вместе, ансамблем, но самая большая стоячая овация (с одиночными криками «бу») ожидает Теодора Курентзиса. И утопический призыв к началу «эры милосердия» воспринимается необычайно актуально.

Зальцбург