Ольга Галахова
Дождь смывает с героев спектакля «Старший сын» клоунский грим. Фото с официального сайта фестиваля
Лето – не препятствие для проведения театральных фестивалей не только в Первопрестольной, но и далеко от ее пределов. За 6 тыс. км от Москвы, в Южно-Сахалинске, в третий раз проходил фестиваль «Сахалинская рампа». Инициатор его проведения – Сахалинский международный театральный центр им. А.П. Чехова.
11 спектаклей за 10 дней при полных залах с населением чуть менее 200 тыс. человек — хороший результат организаторов, которые умело разрабатывают стратегию, полагаясь во многом на свои силы. Последнее означает, что центр умеет зарабатывать. Так, первое мое знакомство с южно-сахалинцами состоялось в Сочи, куда директор театра Елена Худайбердиева вывезла театр с тремя спектаклями без сторонней финансовой помощи, что называется, на заработанные коллективом деньги.
Второе знакомство с театром состоялось, как говорится, на месте. «Нюрбинский театр» из Республики Саха (Якутия), ТЮЗ из Хабаровска, Театр Андрея Нартова из Владивостока, Фонд драматического искусства из Саппоро (Япония), Омский государственный академический театр драмы, Драматический театр из Новокузнецка, Театр им. Ленсовета из Санкт-Петербурга стали гостями этого теафорума. Помогал в составлении афиши центру театральный критик Александр Вислов. И конечно, сами хозяева под конец сезона показали свои новые премьерные спектакли.
Известный режиссер Алексей Песегов, приглашенный из Минусинска, поставил в центре «Вишневый сад» Чехова. Минимум бутафории, если не аскетизм, то лаконизм (сценограф Светлана Ламанова) заявлен в решении пространства. Понятно, что к шкафу будет обращаться Гаев, но в спектакле станут рубить не сад, а многоуважаемый шкаф, и прощание Раневской (Анна Антонова) и Гаева (Андрей Кошелев) с родным домом – опять же прощание со все тем же шкафом, его нижний ящик с игрушками они осторожно закроют. С этого момента у них остается только память о детстве, доме, родителях. Ничего вещественного в руках от родового имения.
Лопахин (Александр Агеев) ушиблен Раневской с детства, с того самого момента, когда она пожалела избитого отцом Ермолая, который вдруг понял, что есть другой мир, другие люди. Быть может, тогда впервые в жизни мальчишка осознал, что есть в мире, оказывается, сострадание и участие. Он не только не забыл, а укоренил в себе это чувство к Раневской. И кажется, он воспринял уроки по воспитанию чувств. В этом Лопахине нет ничего от купчины. У него не только изящные пальцы, он сам изящен, вытянут, строен, подтянут. Фору даст по облику любому из дворянского сословия. Однако купчина, увы, из него никуда не делся, и харя чумазая вылезет.
Он, как известно, покупает вишневый сад на торгах, дает сумасшедшую цену. Зачем? Чтобы пустить в родовое имение дачников и получать барыши? Нет, для этого Лопахина важнее купить свою мечту. И вот тут-то и обнаруживается пропасть между ним и Раневской. Явившись хозяином вишневого сада, он осознает, что без Любови Андреевны и, казалось бы, никчемного Гаева Ермолаю Лопахину это имение не нужно. Он вдруг чувствует, как дистанция между ним и прежними хозяевами, которой вроде бы и не было, оказывается непреодолимой. Он вдруг осознает, что без них ему эта недвижимость не в радость. С чего Ермолай Алексеевич оттягивает расставание, зачем тащится с ними в Харьков? Ему трудно рвать связи со своим прошлым. Купив мечту, он потерял тех, кому был обязан человеческим в себе.
Алексей Песегов открывает эти неожиданные смыслы в тексте, в котором, казалось бы, почти невозможно найти новые повороты и убедительные решения, но режиссеру удается это, прежде всего в его размышлениях о Лопахине.
Еще один спектакль фестиваля стал без преувеличения событием: рок-оратория «Старший сын» Александра Вампилова (Хабаровский ТЮЗ).
Пусть молодой режиссер из Владивостока Павел Макаров, как это часто случается, своей постановкой указывает на собственных кумиров, среди которых, вероятно, Юрий Бутусов на лидирующих позициях. Зонги клоунов, территория театра как места не только для форм жизнеподобия, но и смелых ассоциативных ходов, отчаяние героев, окутанных поэтическим воздухом сцены, – во всем этом угадывается тот тип театра, который проповедует старший по цеху питерский режиссер.
Но что более важно, Макаров извлекает не только формальные приемы, но и осознает, что такая поэтика не ограничивается задачей осовременить сцену, а помогает острее вскрыть человеческое содержание.
Сарафанов (Андрей Шрамко) в этом спектакле тотально не похож на Евгения Леонова в известном фильме. Этот актер мог бы сыграть Акакия Акакиевича, Самсона Вырина, Макара Девушкина – словом, галерею маленьких людей. Однако это – вампиловский характер. С первого своего появления Андрей Григорьевич сообщает, что кларнет и гаубица – разные вещи, режиссер сразу фокусирует наше внимание на том, что у Сарафанова в прошлом – война, армия, он – капитан. В настоящем – скромный музыкант, играет на кларнете и всю жизнь сочиняет оду «Все люди – братья». За много лет написана только одна страница. Сарафанов уже играет только на похоронах, но дома он пишет музыку. И для актера, и для режиссера он совсем не лузер, а человек, живущий, быть может, единственный в спектакле, согласно своему предназначению. Наивный, доверчивый, но и сильный духом, не случайно капитан, не случайно в прошлом солдат. Сарафанов мог бы стать сильным в привычном понимании, но позволил себе быть тем, кем захотел, тихим музыкантом, сочиняющим утопию о мире.
Бусыгин (Виталий Федоров), который заявляется ночью к Сарафанову и выдает себя за сына, устраивает розыгрыш ради ночлега, – поначалу отморозок. Такого даже Васенька (Георгий Ладыгин, ученик 10 класса школы № 47) не должен был бы пустить в дом. Их с Сильвой (Михаил Тычинин) отмолотили безжалостно. Лица залиты кровью, дрожат то ли от холода, то ли от пьянства. Но шаг за шагом Бусыгин, входя в роль старшего сына, очеловечивается рядом с Сарафановым, в нем словно случается щелчок от небытия к бытию. И уже очистительный дождь смывает с него всю грязь, а в финале, несмотря на свое саморазоблачение, он и семья Сарафанова резвятся под дождем, обретая райское детство и счастливое чувство, что все люди – братья.
Южно-Сахалинск–Москва
