Галина Коваленко
Фото с сайта http://lensov-theatre.spb.ru
Много раз нам говорили «по ком звонит колокол», но никто не запечатлел момент, когда он звонит. «Дядя Ваня» в постановке Юрия Бутусова этот миг явил: Чехов прочитан сквозь призму Достоевского. Классическая семейно-психологическая драма превратилась в современную трагедию.
Камертон задает сценография Александра Шишкина. Двадцати шести комнат в доме Войницких нет. Есть множество дверей, выкрашенных унылой белой краской, над каждой из которых подписано имя: Ваня, Соня, Елена и так далее. Есть даже комната maman, исключенной из действующих лиц, как няня и работник. Их отдельные реплики переданы другим персонажам. Эти двери вызывают ассоциации не то с общежитием барачного типа, не то с тюремными камерами-одиночками. Если всмотреться, есть и окна, но они заколочены. В таком оголенном, ограниченном слепыми стенами пространстве разворачивается действие.
Его главный персонаж – Мысль. Ее носители, протагонисты спектакля - Войницкий (Александр Новиков) и Астров (Евгений Филатов). Это серьезные актерские работы, воплотившие идею Михаила Бахтина о диалогизме, противостоянию «я» и «другой». Точно по Бахтину в спектакле «диалог здесь не преддверие к действию, а само действие». Этим определяется смысловая структура спектакля. Слышат ли друг друга Войницкий и Астров? Скорее всего, они через «другого» слушают себя, стремясь разобраться в себе. Это тип диалога, на котором строятся пьесы Беккета. Бутусов этот диалог освоил в предыдущих спектаклях, но сейчас он вывел его на новый виток.
Когда Астров говорит Войницкому, что «во всем уезде было только два порядочных, интеллигентных человека: я да ты», заканчивая мысль тем, что обывательская жизнь сделала их пошляками, весь дальнейший ход событий восстает против этого. Жизнь обоих не состоялась по разным причинам, и главная из них - жажда мысли. В этом их личная трагедия, отражающая трагедию общества, выдавливающего таких людей.
Эпиграф к спектаклю «… из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский…» дополнен портретами этих мыслителей. Ироническая постмодернистская улыбка, столь свойственная Бутусову!
Стало быть, вина Серебрякова не столь велика. Поставлены вечные русские вопросы– кто виноват и что делать? Драма перерождается в трагедию общественной силы. Бутусов поставил спектакль с превосходными актерами, выдвинув на первый план Войницкого и Астрова, носителей Мысли. Серебряков (Сергей Мигицко), казалось бы, создал вполне узнаваемого персонажа. Обладая чудесным комедийным даром, актер во многом смягчил этот характер. Неожиданно возникает почти цитата из «Ожидания Годо»: растерянный, жалкий, одинокий, в одних подштанниках проходит он на втором плане, невольно вызывая ассоциацию с неприкаянными бродягами Беккета. Он столь же бесприютен в этом мире, попав не на свое место, взяв в жены женщину не по чину.
Спектакль по преимуществу мужской. Только Илья Ильич Телегин (Сергей Перегудов) выполняет служебную функцию, с которой актер достойно справляется. Вначале он появляется в облике байкера. На первом плане - философские дискуссии протагонистов, иногда переходящие в словесные дуэли. Женские персонажи разве что иллюстрируют их. Очаровательная Елена (Наталья Шамина) - заблудившая в жизни. Ее платья знаковые: белое в начале спектакля, подчеркивающее на фоне строгого костюма Сони, ее воздушность и чистоту. Изумрудно-зеленое в сцене с Астровым, рассказывающим о судьбе лесов, которые тот отмечает краской на карте - исчезают «зеленые» пятна деревья (художник по костюмам Фагиля Сельская).
Угловатая бледная Соня (Ольга Муравицкая), страдающая от неразделенной любви к Астрову, в финале обретает энергию. Бестолковая речь Серебрякова о покупке дачи в Финляндии, обращена не к семье, а лишь к Войницкому. В отдалении от них сидит Соня. Неистовая реакция Войницкого пугает Серебрякова и толкает Соню к действию. Схватив топор, она рубит двери, закупоренные окна. Падают стены, и все, символизирующее прошлое, она поджигает. На пепелище остаются она и дядя Ваня. Астров забирает у него пузырек с морфием, и Войницкий выбрасывает из кармана один за другим куски угля, оставшегося от пожара.
Скорый отъезд четы Серебряковых, остаются Соня и дядя Ваня, к которому она обращает свой знаменитый монолог. Не силах более жить, он замертво падает. Соня, подхватив его старенький портфель, уверенно идет, но куда? В офис, чтобы стать офисной амазонкой? На митинг? Если бы знать, если бы знать!
Премьера спектакля состоялась сразу же после мартовских событий в Москве и других городах. О них мы продолжаем размышлять, и спектакль часто рифмуется с нашими мыслями. Он таит предупреждение, звучащее в Евангелии: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то. И если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот» (Мк; 3, 24-25).
Теперь Юрий Бутусов завершил чеховскую трилогию: «Чайка» («Сатирикон») была посвящена стихии творчества, режиссер вольно прогуливался в садах постмодернизма. В «Трех сестрах» (Театр имени Ленсовета) Бутусов обратился к эстетике театра жестокости. В « Дяде Ване», как никогда полно и откровенно, он проявил свои взгляды на наш общественный уклад. Этот спектакль - этап не только в творчестве режиссера, но и в театральной чеховиане XXI века.
