О выставке «Сокровища Нукуса. Из собрания Государственного музея искусств Республики Каракалпакстан имени И.В. Савицкого (Узбекистан)» «НГ» уже писала (см. номер от 06.04.17). Теперь среди 250 работ, приехавших в Москву из нукусского музея, который зовут «Лувром в пустыне», мы выбрали частицу, несколько, чтобы посмотреть, каких разных художников относят к «туркестанскому авангарду». Термин этот, одноименный названию выставки «Туркестанский авангард», которая прошла в Музее Востока в Москве в 2010 году, тогда был введен и в научный оборот, хотя, по словам исследователей, вокруг этого названия ведутся споры. Некоторые считают это искусство вторичным в контексте мирового. Но все-таки, когда смотришь на работы, в них часто очевидно влияние, скажем, то матиссовского фовизма, то русского авангарда с его увлеченностью сезаннизмом. Оно накладывается на местные традиции.
|
Урал Тансыкбаев. Кумган. 1935
Дата здесь, что называется, имеет значение. В 1930-х «туркестанский авангард» сходит на нет, художников, как и представителей русского авангарда, обвиняют в формализме. А Тансыкбаев «играет» в Матисса с его «дикой» фовистской (от французского «fauve» – «дикий») палитрой. Только фовизм как направление «истаял» к концу 1900-х, а тут вам декоративизм, плоскостность картинки, сочетание оранжевого с зеленым и желтого с синим, размашистое письмо и исчезнувшие тени от предметов. Фовизм, как видно, пришелся кстати национальному колориту Средней Азии – и в смысле по-южному интенсивных, темпераментных красок (ну так и Матисс стал «диким» после поездки в средиземноморский Коллиур), и в плане местных мотивов – традиционного узкогорлого сосуда – кумгана и узорчатого ковра. Характерное для этого самого «туркестанского авангарда» стремление хранить верность местным традициям, но и поглядывать на европейский модернизм. Не только на Матисса: когда в ГМИИ смотришь на тансыкбаевскую «Багряную осень», вспоминаешь Гогена с его Таити. Он вообще был стилистически разнообразным мастером.
|
Александр Николаев (Усто Мумин). Мальчик-водоноша. 1925
По этому почти символистскому портрету – приглушенный колорит, ограниченная несколькими цветами, но с тонкими переходами полутонов цветовая гамма, плавные линии, гладкое письмо (и писал он темперой по фанере), – никак не заподозришь, что Николаев в конце 1910-х, как пишут, поступил учиться к Малевичу. Правда, пробыл там недолго: ушел на фронт, а после демобилизации отправился в Туркестан развивать там новое искусство. «Водоноша» – совсем другая грань «туркестанского авангарда». «В кадре» не энергия, а мечтательная созерцательность. Усто Мумин, «мастер» – это псевдоним. Он, к слову, будет главным художником павильона Узбекистана на ВСХВ – во время этой работы его внезапно арестуют и отправят в тюрьму.
|
Александр Волков. Беседа. 1930
Александр Волков успел поучиться и у Рериха, и у Билибина, и у футуриста Давида Бурлюка. А с 1916-го жил в Ташкенте, где в начале 1930-х создал одно из местных объединений нового искусства – «Бригаду Волкова». Сделанная для теперешнего показа подборка его картин показывает эволюцию от ранних, можно сказать, колеблющихся между декоративизмом символизма и яркостью авангарда пейзажей 1910-х к абсолютно бубнововалетскому «Пейзажу с мельницей» и совершенно кубофутуристской «Арбе» (местный мотив здесь, как у Тансыкбаева, сплавляется с авангардной оптикой) 1920-х. А оттуда – в 1930-е, к монументальному (не всегда по формату, но всегда по форме) фигуративному искусству. С могучими фигурами, выходящими в поле бригадами, сбором хлопка и прочими идеологически «правильными» сюжетами (что не спасло художника от обвинений в «формализме») и характерным интенсивным колоритом. «Беседа» – как раз с мощными фигурами, но другая – с «поплывшим» против перспективы пространством, с примитивистской условностью героев и общим состоянием полудремы, артикулированным любимыми Волковым насыщенными красками. К слову, показывают Волкова и на другой замечательной выставке авангарда – «До востребования» в Еврейском музее (см. «НГ» от 03.04.17).
|
Виктор Уфимцев. К поезду. 1927
Вдохновившись лекцией Бурлюка, Уфимцев основал футуристическую группу «Червонная тройка», это было еще до его туркестанского периода и до того, как художник станет одним из учредителей Союза художников Туркестана. Он, как многие другие экспериментаторы, тоже подвергнется обвинениям в формализме. В Туркестане он характерным для местного авангарда образом наблюдения местной жизни сочетал с авангардными поисками формы. «К поезду» – экзерсис на тему ракурсов, сама картинка лаконична – девушка просто несет здоровенную бутыль, – но это вид сверху вниз, диагонали рельсов и даже асимметричный формат холста, становящегося таким образом продолжением замысла работы.
|
Елена Коровай. Красильщики. 1931–1932
Елена Коровай прошла школу Рериха, училась во ВХУТЕМАСе, переехала в Среднюю Азию, но та была лишь периодом в жизни художницы. В 1946-м Коровай вернулась в Москву по приглашению Владимира Фаворского. «Красильщики» – из посвященного бухарским евреям живописного цикла. Коровай идет от цвета, «мерцающего» разными оттенками, лепящего форму, передающего меланхолию возящихся с синей краской в посудине героев. Эдакую зарисовку из жизни, наблюдение она превращает в подобие фрески.