Можно радоваться и гордиться, что Евгений Евтушенко был нашим современником. Фото Арсения Несходимова (НГ-фото)
В США на 85-м году жизни умер русский поэт Евгений Евтушенко. Он – везучий. Ему даже в смерти «повезло». А как же: по телевизору его смерть была новостью № 1.
Почему так? Только ли потому, что – знаменитый поэт, классик, «последний шестидесятник» и т.д.? Думается, нет. Точнее, не только. Сейчас ведь телеканалы чего только не делают, чтобы не говорить ни про дальнобойщиков, ни про недавние протесты. А тут – бац! – и такая новость. И ведь действительно замечательный поэт, фигура, знаменитость. Все сразу кинулись очередной раз говорить, что «ушла эпоха».
Да. Ушла. Со смертью каждого значительного поэта уходит очередная эпоха.
Бог с ней, с эпохою. Евтушенко больше нет с нами, остальное в большей или меньшей степени ерунда.
Одна из последних (если не последняя) поэма Евгения Евтушенко «Дора Франко» опубликована в «НГ», в приложении «НГ-Ex libris» (см. номер от 24.11.11). Найдите и перечитайте.
«По существу, вся моя лирика, – написал он тогда в небольшом авторском предисловии, – это сборник исповедей перед всеми. И вот пришло время доисповедоваться».
Вот он и исповедовался:
…Демократий всех машины,
приглядишься, – петушины,
и политиков наскоки
друг на друга так жестоки,
и привычно им, как плюнуть,
компроматом насмерть клюнуть.
И куда ни убежим,
везде диктаторский режим
показушного мужчинства,
распушинства, петушинства.
Приспустите гребешки,
пети-пети, петушки
…
И мне помог и голубь из Сантьяго,
и образ Доры – красота, отвага,
когда мой идеал – социализм –
вдруг развалился, падший символ блага,
где воры и убийцы завелись.
И мать моих двух мальчиков Мария,
которая мне сдаться не дала,
так срифмовалась с именем Россия,
как будто ею с девочек была.
Я буду счастлив за мой дух в потомках.
Пусть они будут не слепцы в потемках,
пусть – ни слабцы и ни в крутых подонках –
ответят (не за чье-то «Very good!»):
«Мы Евтушенки. А они не лгут».
Все в моей жизни горькие разводы
мне не давали от любви свободы.
Я не умею разлюбить любимых,
и потому я из живых – не мнимых.
В 2012 году, к 80-летию поэта, Валерия Новодворская писала: «Дай ему бог дожить до 120 лет (он еще недавно защищал Англию от совков, когда они решили, что теракты в метро – это то, что «им надо», в смысле, «так им и надо»). Но я хочу напомнить проект 1968 года насчет надписи на надгробной плите. Ведь завещание поэта составлено, и как бы новые комитетчики не забыли или не помешали. Я знаю, что поэт не обидится. Это мое время, и я напомню. «Танки идут по Праге в закатной крови рассвета. Танки идут по правде, которая не газета… Что разбираться в мотивах моторизованной плетки? Чуешь, наивный Манилов, хватку Ноздрева на глотке? Чем же мне жить, как прежде, если, как будто рубанки, танки идут в надежде, что это – родные танки?»
А вот и завещание. Я уверена, что веселый Женя Евтушенко меня переживет. Так что напомните потомкам:
Прежде чем я подохну, как – мне не важно –
прозван,
Я обращаюсь к потомству только
с единственной просьбой:
Пусть надо мной – без рыданий
Просто напишут – по правде:
«Русский писатель. Раздавлен.
Русскими танками в Праге»…»
Не ошиблась покойная Валерия Ильинична ни в чем. Ненамного, но все-таки пережил ее Евгений Александрович.
И завещание его прозвучало. По телевизору. Как надо. Что напишут на могиле – кто ж знает? Лучше, конечно, ничего не писать.
Просто «Поэт Евгений Евтушенко». И даты жизни. Потому что – ну какие танки? Они и сейчас русских писателей давят, как бульдозеры «санкционку». Танки у нас навсегда, они и есть наша духовная скрепа, а не писатели с поэтами.
Нет, уже мертвые писатели и поэты – вполне себе скрепа. Надо элементарно замалчивать то, что очередным властям в данный момент неудобно, и все будет в порядке. С живыми сложней. Евтушенко – удивительное дело – устраивал (с большими натяжками, но устраивал) любые власти: он лауреат Госпремии СССР и Госпремии РФ, награжден и медалью «Защитнику свободной России» (1993), и орденом «За заслуги перед Отечеством» (2004), первая книга вообще вышла при Сталине, в 1952-м, он выдвигался на Нобелевскую премию, хотя так и не получил...
Так вот, он устраивал любые власти, а гадостей все же не делал. Наоборот, делал очень много хорошего.
И писал!..
Большинство советских писателей сочиняли какую-то мерзость и печатали ее километрами. Немногие сочиняли замечательные тексты, но их знали только друзья на кухне и «враги на Западе». Когда таких немногих все же печатали, то чаще всего получалось куце и убого. «Разрешенный» Николай Глазков – почти уже и не Глазков. Даже «разрешенный» Высоцкий не совсем Высоцкий, не до конца, во всяком случае, Высоцкий.
А у Евтушенко в советской стране печаталось все самое лучшее, все самое важное. Ну, почти, почти, конечно. Но «Бабий Яр» вышел (в год написания, в 1961-м, Шостакович даже сочинил по мотивам симфонию), поэма «Братская ГЭС» вышла.
Все вышло, все получилось.
Замечательная, большая и яркая жизнь.
Радоваться и гордиться надо, что Евтушенко – наш современник. Сейчас многие его вспоминают (а он общался со всеми, по всему миру). Вот и хорошо. И книгу воспоминаний о нем (и не одну) неплохо бы издать. И издадут, конечно. И «увековечат» как-нибудь. И правильно.
В России надо жить долго.
Чем дольше, тем лучше.
А умереть в США. У них и медицина, и колебания курса Партии и Правительства не так сильны и неожиданны. А то у нас такие колебания курса Партии и Правительства, что они любого могут свести в могилу. Никаких нервов не хватит, никакого здоровья.
А жить-то надо долго.
Или ярко.
Евгений Евтушенко – он, похоже, и здесь, если не уникален, то уж точно редчайший случай – жил долго и предельно ярко. До последнего дня.
Вечная память.