Роман без дьявола

Маргарита и Воланд. После бала. Фото с официальной страницы театра

В «Студии театрального искусства», которая теперь из частного стала федеральным театром, первая премьера сезона. Художественный руководитель Сергей Женовач поставил роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». В масштабной постановке занята вся труппа театра, отдельно для особого эффекта был приглашен «специалист по черной магии» Артем Щукин, надо сказать, сработавший профессионально; и актеры-близнецы на роль конферансье театра варьете Андрей и Алексей Самойловы, исполнившие трюк с оторванной головой.

До начала спектакля в зрительном зале растворен призрачный свет: то ли потусторонний, то ли приглушенный отсвет флуоресцентных ламп. Спектакль также выстроен в выжженных, обесцвеченных тонах (художник по свету – Дамир Исмагилов). Женовач, написавший свою инсценировку романа с вкраплениями авторских черновиков, вместе с художником Александром Боровским вбрасывает зрителя сразу в главу шестую. Сцена, как некогда в «Самоубийце», из коммунальных дверей, «прошита» стеной из больничных пододеяльников, скудная мебель – койка и письменный стол – недвусмысленно и стерильно белы. Иван Бездомный, «поэт» (Иван Янковский), замер в смирительной рубашке. Сомнений нет – мы в лечебнице для душевнобольных. Именно в этом условном пространстве и закован весь сюжет двойного романа: мы увидим, как Понтий Пилат (Дмитрий Липинский) в окровавленной рубахе вместо мантии с подбоем будет мучиться головной болью. Как «бродячий философ» Иешуа Га-Ноцри (Александр Суворов), трогательный мальчик не от мира сего, будет увещевать ласковыми, спасительными словами. А свита Воланда предстанет санитарами, которые, заломав пациента, всаживают шприц в мягкое место. Отрезанная голова Берлиоза (Сергей Аброскин) уже тут, торчит из стола, вступает в тот самый патриарший разговор с Воландом, который в данном случае – внимательный посетитель в палате, любезно захвативший с собой апельсины в сетчатой авоське. «Голова моя!» – кричат герои через одного, а крепкий кочан капусты выкатывается из-под кровати.

«Шизофрения в двух частях» постановочно оправдана до мелочей. Дом скорби в спектакле разрастается до образа мира, не эффектного приема, а фокуса зрения. И психологически режиссер мастерски оправдывает каждую деталь выбранной и непривычной модели, поселяя в нее всех героев. Другой вопрос, что задумка и образ обезумевшего мира, где только безумцы могут открыто говорить правду и быть носителями истины, разоблачается примерно минуте на десятой, но спектакль словно застывает на одной ноте, так и не давая простора, поэтому Москва 30-х и далекий Ершалаим просто стерты. Первый образ дан в развернутой интермедии «Сеанса черной магии», в которой зрители под руководством Азазелло, Коровьева и усатого Бегемота (обаятельная роль Вячеслава Евлатьева) участвуют на правах столичной публики. Гелла – Татьяна Волкова разгуливающая по нехорошей квартире в одном передничке, и тут не прячет соблазнительного тела под сестринским халатиком. И пока ее собратья по свите выдумывают денежные фокусы, она, фланируя по проходам, откровенно смущает представителей мужского пола. Хотя и женскому трудно оторвать от нее глаз. Этот, кажется, фривольный ход недурно вписывается в скрытый эротизм романа. Вот и полуобнаженная Маргарита шествует на бал. И ее домработница Наташа (Катерина Васильева) выскакивает в исподнем.

Главы романа Мастера Воланд зачитывает с листа. И здесь кроется еще одна проблема постановки. Несмотря на то что некоторые из сцен оригинально сплетены между собой и решены по-настоящему театрально (вроде охватившего всю Москву пожара, потрескивающего за сценой), инсценировка лишена четкой простроенной драматургии, отчего спектакль выглядит набором сцен, связанных единой локацией, а зритель не переживает вершин действия.

Сергей Женовач стирает в зрителе и эмоционально ожидаемые представления о главных героях: Воланд Алексея Верткова, центральная и сюжетообразующая фигура спектакля, не Мефистофель, а предельно земной человек, как бы несколько утомленный своей беспредельной властью, он присутствует на сцене постоянно, иронично и печально, хладнокровно наблюдая за происходящим. Вертков, однако, единственный, кто заставляет поверить даже в этот, отчасти несообразный, но узнаваемый в своей реалистичности образ. Мастер, «романтический мастер», как обратится к нему Воланд в финале, даруя душевный покой и, что главнее, свободу – малопримечательный, неуверенный в себе герой, как его играет Игорь Лизенгевич, с одинаковым равнодушием принимающий и бессмертие, и возвращенную Маргариту. Маргарита же в исполнении Евгении Громовой совсем не та, в чьих глазах «горит непонятный огонечек», а женщина скорее наивная, жертвенная по своей природе, но недалекая…

Так что тот, кто не держит роман Булгакова как любимую книгу на личной полке, после спектакля, возможно, ее туда и не поставит.