Дарья Курдюкова
Концепция выставки проста: бок о бок развешаны эстампы Гойи и Дали. Фото со страницы ГМИИ А.С. Пушкина в Facebook
Из цикла Франсиско Гойи в 80 листов в ГМИИ из запасников достали 41 гравюру, и столько же эстампов Сальвадора Дали, решившего повторить «Капричос», предоставил коллекционер Борис Фридман, произведения из собрания которого часто выставляют в Пушкинском. У камерной выставки, что открылась в 31-м зале главного музейного здания, даже два куратора. Кроме Бориса Фридмана, это младший научный сотрудник Отдела гравюры и рисунка Полина Козлова, но ни один из них, похоже, не решился на смелые кураторские ходы.
«Призраки Гойи», художественный фильм Милоша Формана, не зря начинается сценой, когда служители инквизиции хмурят брови, рассматривая гойевские гравюры. Придворный живописец Карла IV, писавший в том числе и религиозные композиции, в «Капричос» пороки Церкви не пощадил. И когда ближе к финалу кинокартины режиссер подводит инквизитора брата Лоренцо в исполнении Хавьера Бардема как раз под суд и тот сидит в высоком колпаке – это почти цитата из «Капричос», только художник изображал женщину. Впрочем, "O tempora, o mores!" Гойя, перешагивая из эпохи Просвещения в романтизм, в своем первом гравированном цикле склонял на все лады - и применительно к нравам аристократии, и шире - сгущая краски на тему продажной любви и плодов невежества среди людей, и, к тому же, населив свой цикл всякой нечистью.Что не помешало ему в 1799-м, когда «Капричос» были опубликованы, стать первым придворным художником.
Сгущал краски он по ходу работы над этими «капризами» и «фантазиями» буквально. Осваивал новшество времени – изобретенную в 1760-х художником Жан-Батистом Лепренсом технику акватинты. Гойя соединил ее с офортом и постепенно нагнетал свето-теневые контрасты, передаче которых так способствовало сочетание этих приемов. Его гравюры эволюционируют от более линейных по рисунку к более драматичным, где важнее линии становится соотношение силуэта и тьмы. Сарказм соединяется с гротеском, фантазии с кошмарами – в общем, понятно, почему в 1970-х сюрреалист откликнулся именно на «Капричос».
Концепция нынешней выставки обескураживающе проста: бок о бок развешаны эстампы Гойи и Дали. Сообщается, что сделан новый перевод на русский авторских комментариев Гойи и впервые по-русски написаны названия листов Дали. К выставке приурочено издание этих гравюр, хотя, можно предположить, что отправной точкой была книжка. На ее выход экспозиция должна бы обратить внимание публики.
Дама размышляет, кого выгоднее выбрать из стайки неприглядных кавалеров, осел изучает свою родословную, летит на метле ведьма, а Фортуна изменяет вчерашнему любимчику – Гойя жонглирует повседневными и фантастическими мотивами, раз уж «Сон разума рождает чудовищ», где совы возле спящего автора – символ не мудрости, а, как считалось тогда, невежества, рядом – не дремлет рысь – олицетворение силы зрения. По названию «Капричос» – словно алиби, по форме – монохромные образы, контрасты света и тьмы, по сути – обратная сторона официальной карьеры придворного живописца и, возможно, вообще – жизни художника, который в начале 1790-х оглох и мучился головными болями.
Гойя виртуозен и в болезненных видениях, и в лаконизме колорита (цветной офорт в ту пору уже использовался, но художнику нужны были строгие образы), и рассматривать его можно долго, а можно еще подняться на выставку «Голоса воображаемого музея Андре Мальро». Дали эти романтические «капризы» превратил в сюрреалистические смешки, сдобрив их оплывшими часами, тонкокостными фигурками, похожими на манекенов, сфинксами. Словом, рассыпал по листам с репликами «Капричос» атрибуты из своего вокабулярия. Похоже, для того чтобы выступить в жанре «и звезда с звездою говорит». Поверх гелиогравюр с опусов Гойи Дали работал в техниках офорта, сухой иглы и пошуара. Он не всегда добавлял своих персонажей, ограничиваясь раскраской оригинальных композиций. Образы в сюрреалистическом разноцветье упрощаются, но они стали знаком времени – это картинки эпохи, которая уже знала шелкографии поп-артиста Уорхола и любила мультипликацию.
Лист «Сон разума рождает чудовищ» Гойя мог бы сделать титульным, и это тоже было бы алиби – мол, дальнейшее художнику привиделось. Но он ставит иной акцент и начинает цикл с автопортрета. Это высказывание художника, подмечающего детали. Дали, который добавлениями к оригиналам часто дробил композиции, словно боясь пустого пространства, порой превращая их чуть ли не в тавтологию, гойевский автопортрет решил трактовать как образ в образе. Теперь он заключен в фигуру сфинкса, из которого выезжает типичный для сюрреалиста ящичек. В ящике пусто – дуют ветры. Сфинкс спит и якобы символизирует тайну, вопрос: зачем? Ведь сам Гойя не стал открывать «Капричос» «Сном разума...». Хорошо, пусть Дали эту интерпретацию автопортрета Гойе навязал, в конце концов, как художник имел право. «Зачем?» ни в этом офорте, ни в большинстве других реплик так и не получает ни ответа, ни развития в новую сторону. Впечатление, что сюрреалист, пусть подсознательно, разговаривал сам с собой.
