Николай Коляда: "Я кланяюсь каждому зрителю моего театра"

Фото Леонида Селеменева

В Театральном центре «На Страстном» до конца января проходят гастроли одного из самых самобытных театров России – екатеринбургского «Коляда-театра». В Москву театр приезжает уже 11-й раз. На «Коляда-фестиваль» труппа привезла 39 спектаклей, часть из них – постановки молодежного Центра современной драматургии, который работает под эгидой «Коляда-театра» и впервые выступит со своим репертуаром в столичном пространстве Боярских палат. Создатель уральского феномена Николай КОЛЯДА рассказал корреспонденту «НГ» Елизавете АВДОШИНОЙ о том, как сегодня существует театр без государственной поддержки и почему страшно встречать свой юбилей. 

– Переживаете перед гастролями в столице, несмотря на опыт?

– Всегда переживаешь. Москва есть Москва! Как экзамен сдаешь. Не хочется, чтобы сказали: «Наш-то совсем сбрендил!» Хочется, чтобы сказали, что театр развивается и вперед идет. В этот раз мы привезли не только четыре премьеры, но и спектакли Центра современной драматургии (ЦСД) – нужно, чтобы и про них тоже узнали, их оценили. Это отдельная труппа со своими режиссерами – «дочернее предприятие» «Коляда-театра».

Конечно, всегда боишься. Не так – вот мы приехали, сейчас все прибегут. Мы провинциальный театр! Хочешь того или нет, Москва видела режиссеров со всего мира, а тут театр из Екатеринбурга приезжает – маленький, крошечный, можно сказать. Но вот билеты у нас как горячие пирожки расходятся: первые три спектакля были с аншлагами. Спасибо москвичам! Хотя для меня это удивительно. Потому что я знаю, что все провинциальные театры, если они едут в Москву (это называется «творческий отчет»), они приезжают на день-два-три, в это вбухиваются огромные бюджетные деньги, а в зале в итоге сидит уральское землячество. А у нас публика. Гастроли уже окупились (до начала заработали 6 миллионов). Не так, что приехали убогие, пожалей их. У зрителей уважительное отношение – и ко мне, и к моим актерам. Это очень приятно. У меня есть выдающиеся артисты в труппе: Олег Ягодин, Тамара Зимина, Сергей Федоров, Сергей Колесов. 

– В прошлом году вы напугали москвичей, сказав, что гастроли-2016 были последними... 

– В прошлом году в Екатеринбурге на наших традиционных «Колядках», новогодних представлениях для детей, в зале сидело по 10–15 человек. Доллар и евро скаканули, и детей очень мало было на спектаклях, никто ведь не знал, что с рублем будет. А мы обычно зарабатывали деньги на «Колядках», потом ехали на них в Москву. У меня же нет никаких спонсоров, никто не помогает. И в прошлом году была финансовая яма. Помню, приехали в Москву, а я не мог выдать суточные артистам (600 рублей в день). Катастрофа. Я сидел с вытаращенными глазами и не знал, что делать. Написал в Facebook: «Москвичи, дорогие, придете на спектакль к нам – пожалуйста, купите сувениры, книги у нас». И вечером прибежали москвичи, купили кучу книг, приходили с деньгами в конверте. Мы выкрутились. Но я подумал, что если такая ситуация будет повторяться, когда сидит руководитель и не знает, как накормить людей, то мы просто больше не поедем в Москву. 

А в этом году на новогодние «Колядки» – то ли все успокоились, то ли еще что – зрители приходили. Мы сделали «Сказку о золотом петушке», поставили 10 дополнительных представлений. И заработали достаточно приличные деньги. Спасибо пионеру маленькому, сопливому, который идет и рубль в кассу несет!

– У театра уже появилось и свое здание в центре Екатеринбурга, и филиал, Центр современной драматургии (ЦСД), а какие проблемы еще не решены? 

– Мне бы хотелось повысить зарплату артистам, но это все зависит от сборов, сколько продадим билетов. Сейчас в театре работает 120 человек: 60 артистов вместе с ЦСД и 60 человек обслуживающего персонала. Для того чтобы зарплата росла, должны быть полные залы, а полные залы будут тогда, когда я буду ставить хорошие спектакли. А для хорошего спектакля надо написать хорошую пьесу. Вот, понимаете, цепочка такая. Я должен много работать. Страшно, конечно, что мне в этом году 60 лет исполняется. Главное, чтобы я в маразм не впал, продолжал ставить современные, интересные спектакли, чтобы публика ходила. Зал-то у нас в Екатеринбурге не такой большой: 130 мест. Но заполнить его тоже достаточно сложно, поскольку театр необычный. 

– Вы сменили главного режиссера ЦСД. Почему? 

– ЦСД – это место для эксперимента. Там небольшой зал: 40–50 человек всего. Но надо, чтобы эти места заполнялись каждый вечер. Был главным режиссером Александр Вахов (актер, режиссер «Коляда-театра». – «НГ»), что-то у него не получалось, он ушел в свободное плавание. Сейчас был Ринат Ташимов (актер, драматург, ученик Коляды. – «НГ»). Он говорит: «Я не могу ставить сказки, комедии для народа». А что плохого? Вот Лия Ахеджакова, я помню, на репетиции мне сказала. Я говорю: «Здесь будут ржать», а она: «А что плохого? Пусть люди посмеются. Жизнь тяжелая, пусть придут в театр, отдохнут». Это, по-моему, очень правильно и справедливо. Нельзя все время только рубаху на себе рвать. Люди заплатили деньги, пришли отдыхать, пускай. Ничего страшного. Все-таки театр – это развлечение прежде всего, а не трибуна. Что бы там ни говорили.

Но Ташимов решил, что будет ставить «Фауста». А, извините, Маша с Уралмаша, когда увидит такое на афише, она пойдет? Нет, не пойдет. А мы должны повезти спектакль – в Алапаевск, в Пышму, в Тугулым – заработать денег. Есть комедии смешные, которые написали уральские драматурги, их можно поставить. Ничего позорного в этом нет. Нет, после «Чайки» он поставил «Москву–Петушки», а теперь «Фауста». Формировать труппу кто будет? А заниматься дисциплиной?

Я посмотрел на Антона Бутакова (актер «Коляда-театра». – «НГ»), он сделал две постановки для ЦСД. У него амбиции большие. Придумывает всякие проекты. Какие-то квесты, бродилки, даже не знаю, что это такое. Но это приносит какие-то деньги в кассу. Не может театр так существовать: эксперимент ради эксперимента. У нас нет ни спонсоров, ни бюджетной составляющей.

Вот как у меня репертуар строится? Есть «Баба Шанель», «Группа ликования», «Всеобъемлюще», «Курица», «Скрипка, бубен и утюг» (комедии самого Коляды. – «НГ») – это черный хлеб. Я могу такой спектакль поставить семь раз на неделе, и будет битком народу. Но есть и «Король Лир», «Трамвай «Желание», «Борис Годунов» – те спектакли, которые серьезный разговор со зрителем затевают. В кассе – для бабушки, для пенсионера, для пионера – на любой вкус, чтобы никто не ушел без билета. Потому что эксперименты – это хорошо, но в частном театре все денег стоит. Вот я вкрутил лампочку на сцене – к нам счет приходит. А чем платить?

Так что я должен найти человека для ЦСД, на которого я смогу положиться. Понимаете, я кланяюсь каждому человеку, который приходит ко мне в зрительный зал, в «Коляда-театр». Подпишу программку, провожу, что-то скажу, и люди чувствуют: к ним другое отношение. Не просто так: пришли и идите. Человек вернется, если к нему человеческое отношение. И я бы того же хотел требовать от главного режиссера ЦСД. Нужно сутками быть в театре и гореть этим. То есть делай, как я!

– Ваш очередной курс драматургов подает надежды?

– Много талантливых людей учится. На четырех курсах человек 50 всего. Черт его знает, что будет на выходе. Кто-то сразу заявляет о себе (например, Роман Дымшаков, читку его пьесы мы покажем в Москве), кто-то позже. Откуда-то они появляются, я даже сам не знаю. Вдруг приходят и меня даже удивляют – не додумался бы в жизни так написать!

– Вы выпускаете собственное собрание сочинений. Почему решили заняться этим сами?

– На каждой из книг написано: «Издание выходит в авторской редакции». Я сам его собираю, сам редактирую, правлю тексты, какие-то глупости вычеркиваю. То есть за все отвечаю. Сейчас вышло 8 томов, всего будет 12.

Я хочу, чтобы это вышло сейчас, а не после того, как я уйду из жизни. Издаю за свой счет. Вы думаете, найдется тот, кто придет и скажет: «Коляда, хочу издать твое собрание сочинений и заработать миллионы»? Друг степей калмык не будет вырывать у тунгуса мои книги. Такое собрание на большого любителя рассчитано. Первый, второй тома – рассказы и повести. Начиная с третьего тома – пьесы. А пьесы у нас очень не любят читать. Традиция такая считать, что пьеса в России – не литература. Можно написать все что попало, а хорошие артисты расскажут. Я помню, в 90-м году меня не принимали в Союз писателей Екатеринбурга и говорили: «Ты же драматург, а это не литература».  А потом было Всесоюзное совещание в Москве, здесь меня расхвалили и выдали членский билет. Борис Рыжий, он работал у меня в журнале «Урал», всегда говорил: «Поэзия – это высокая частота звучания, а ваша драматургия – низкая частота».

Я ученикам своим объясняю: «Пишите красивый литературный текст. Не пишите «авансцена», «фонарь», «занавес», «кулиса». Опишите кусок жизни». Как у  Чехова: жизнь идет. А не просто «ушел налево», «ушел направо». Это режиссер должен разбираться, кто куда пошел. К сожалению, большой, высокой литературы я в современной драматургии не вижу. Может быть, только у Пeтрушевской. Вот она великий драматург, писатель земли русской. 

– Сколько ваших пьес было поставлено? 

– Я написал 120 пьес, за все время поставлено 90 по всему миру. Что-то идет, что-то уже прошло. Пьеса «Фанты», например, с 1987 года до сих пор идет. Я когда начал составлять собрание сочинений, нашел даже пьесу, от руки написанную. В архиве лежала. Называется «Я у мамы дурочка». Какая-то глупая пьеса про переодевания мужика в платье, который пробирается в квартиру, чтобы влюбить в себя ее хозяйку. Я когда ее нашел, только хмыкнул. Студенты мои набрали ее на компьютере. Ну, что написано пером, то не вырубишь топором. Не отрекусь ни от чего. Вставил в собрание сочинений. И – о боже! Правду говорят, что театр – это грубая вещь. Вдруг эту пьесу начали ставить – в Екатеринбурге, еще в нескольких городах заявили в репертуаре. И что, надо было вот такие пьесы писать? Глупые, грубые, пошловатые? Или что, в театре привыкли, когда не лобзиком узоры выпиливаются, а топором? Не знаю. Но вот 30 лет она лежала в рукописи, а теперь выскочила.