Несмотря на дьявольские рожки, очень трогательная сцена. Фото с официального сайта фестиваля
Главным героем зарубежной программы фестиваля NET стал итальянский режиссер Пипо Дельбоно. Его спектакль «Vangelo» (ит. «Евангелие») играют «особые люди» из постоянной эксцентрик-компании режиссера и актеры Хорватского национального театра.
Театр Пипо Дельбоно – где-то посередине между искусством и жизнью. В его перформативном спектакле всякий появляющийся на сцене человек именно на подмостках становится актером. И профессиональные актеры хорватского театра в истории о земном перманентном аде современной жизни, конечно, не случайны. Они (а это разномастные, разновозрастные югославские женщины, словно шагнувшие с соседней улицы) – носители трагедии недавнего прошлого своей нации. Другие же исполнители входят в структуру театра через иную дверцу. Пипо Дельбоно выталкивает на сцену фриков, примеряя на особенных артистов роль, близкую их психофизике и социальной биографии. Бродяга-дистрофик становится распятым Иисусом, мальчик-даун – простодушным, открытым миру святым младенцем. А глухонемой старичок Бобо, проведший полжизни в психбольнице, одевает рожки и красный фрак дьявола. Этот прием и есть самое интересное в эстетике режиссера. Его работа с телом человека, с живой личностью (тут сказывается наследие Пины Бауш, у которой режиссер успел поучиться) словно творение живописца. Он создает иконописное клеймо, выжимки из жития юродивых, «вечно униженных», напоминая христовы заветы милосердия: «на нас поставили клеймо иных – бомжей, шлюх, больных, педиков», – кричит Дельбоно.
Режиссер, он же актер, начиная отповедь Евангелия в гуще зала, выпрыгивает на сцену и становится дирижером рваного калейдоскопа инсценированных апокрифов, чтобы потом вновь бродить среди зрительских рядов неприкаянным «голосом», то восходящим вслед за оперной арией, то нисходящим до тишины. В изначальной версии спектакль игрался с живым хором, его как раз и не хватало в фестивальном варианте для создания атмосферы церковного трепета при раскурочивании «святынь». Именно с церковью Дельбоно и сравнивает театр: «Здесь все мертво». От смерти, ее метафизической идеи и буквального рассказа о кончине своей матери, режиссер идет в документальном, автобиографическом сценарии к мысли о жизни вечной, ее неизменной реинкарнации. От страшного крика «я не верю в Бога, я верю в дьявола» к умиротворенной заповеди «будьте как дети и войдете в Царство Небесное». От дна к свету. Между – карнавально разыгранные библейские сцены страстей Христовых и музыкальные интермедии, то в пародийно-эстрадном (хор монашек с поп-звездой), то в хипповом стиле. «Привет» хиппи Дельбоно вплетает как ностальгию по философии 70-х, придумавших собственную Библию, честную и краткую. «Peace and love». Ее сегодня и не хватает. Творящиеся в мире безрассудства, о которых Дельбоно говорит с помощью голой публицистики – видеофрагментами о запуганных африканцах, убитых мигрантах, муляжами боевых стволов, сопрягаются и недвусмысленно закольцовываются с кульминационной евангельской сценой, когда иудейская толпа потребовала вместо Иисуса отпустить на волю разбойника убийцу Варавву.
В «Vangelo», после которого зал аплодирует стоя, Дельбоно поднимает, в общем-то, известную мысль о мире, погрязшем в войнах, окутанном ежедневным страхом и болью человека, не находящего спокойствия даже в лике Господа. Мире богооставленном, но еще не потерявшем надежду. Но говорит он об этом столь искренно, с таким личностным неравнодушием, что не подкупать этот акт гражданской проповеди просто не может.