Дирижер намерен больше времени уделять опере. Фото Reuters |
Маэстро Марис ЯНСОНС, главный дирижер оркестра Баварского радио, один из лучших дирижеров мира, выступит будущим летом на Зальцбургском фестивале. Выпускник ленинградской школы-десятилетки консерватории, отмечающей в этом году 80 лет, он продолжает называть своим домом квартиру в Петербурге, где находятся грандиозная аудиотека и библиотека. Сюда дирижер приезжает отдохнуть после выступлений в Европе и других частях света. Во время такой паузы с маэстро поговорил музыкальный критик Владимир ДУДИН.
– Совсем недавно была объявлена программа Зальцбургского фестиваля, на котором вам предстоит в августе следующего года продирижировать оперу «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Вы постепенно переключаетесь на оперу?
– Это было моей давней мечтой: опера – моя страсть. Оставив пост главного дирижера в амстердамском оркестре Консертгебау, я думал, что времени появится больше и я посвящу его опере. Времени больше не появилось: многие решили, раз у меня остался один оркестр Баварского радио, значит, я стал свободнее, и предложения посыпались. Тем не менее я очень хочу заниматься оперой, хотя этот жанр, конечно, отнимает очень много времени. Я люблю присутствовать на первых же репетициях вместе с режиссером, хочу быть на всех сценических репетициях, дышать вместе с певцами, проникнуться их пульсом. Я не хочу приезжать в последний момент. В целом это занимает примерно полтора месяца. Потом еще месяц проката спектакля, в зависимости от контракта. Итого два с половиной, это очень долго. А у меня есть обязательства перед Мюнхенским оркестром. Как видите, не все складывается с легкостью, все требует времени. И потом, мне хочется немного сбавить темп. Сколько же можно на износ, нехорошо это.
– Какие впечатления остались у вас от работы над «Пиковой дамой» в Амстердаме?
– Как вы, наверное, знаете, сначала я подготовил концертное исполнение «Пиковой дамы» в Мюнхене. Многие певцы из мюнхенского состава перешли в амстердамскую премьеру, но были и новые. Я получил громаднейшее удовольствие просто от того, что дирижировал оперой. Я ведь вырос в оперном театре, с трех лет находился в Рижском оперном театре с родителями, потому что няни не было. Поэтому два с половиной месяца работы над «Пиковой дамой» я летал в небе счастливый, как ангел.
– Счастлив от музыки?
– От всего. Мне весь этот процесс доставляет громадное удовольствие. Я чувствую себя очень свободно, мне нравится театр, его атмосфера. Я получаю удовольствие от процесса подготовки, ну и, естественно, от совершенно гениальной музыки. Эта опера входит в пятерку лучших опер мира.
– Вы приняли концепцию режиссера Стефана Херхайма?
– Решение очень интересное. Я же с ним второй спектакль сделал, после «Евгения Онегина». Он очень талантливый режиссер. У него свое понимание, он виолончелист, прекрасно знает музыку и старается ей следовать. Иногда она его чересчур захватывала, и он, может быть, немножко переходил границы. В начале репетиций все мы были несколько шокированы его предложениями, но когда видели результат, понимали, что это очень здорово. Он показал свое видение этой оперы, сконцентрировавшись на том, что в ней весь Чайковский, его биография. Так он увидел. Да, были намеки (на гомосексуальность композитора. – «НГ»), конечно, но это же все на самом деле было. Мы сегодня уже привыкли к тому, что режиссеры проходят такую границу…
– Вы с этим смирились? Нет, просто я знаю, что это существует. В его постановке «Онегина», например, на бал Гремина в финале являлся космонавт, но таково его видение. Блюстителей нравственности в таких случаях чрезвычайно возмущает, что картинка совсем не соответствует «роману в стихах» Пушкина…
- Ну, видите ли, Чайковский тоже не Пушкин, если так рассуждать. Тогда и ему можно сказать: «Петр Ильич, вы куда-то не туда заехали, почитайте, пожалуйста, Пушкина внимательнее». Опера – это интерпретация. Сидеть на месте и критиковать, говоря, что все это ужасно и давайте только продолжать старое, привычное, традиционное… Наверное, мы должны немного чувствовать время. Хотя нам, выросшим в совсем другой эстетике, понимать все это не так легко.
– Как складывается судьба строительства нового концертного зала в Мюнхене?
– Могу сказать, что я победил в очень долгой борьбе, продолжавшейся 12 лет: зал построят. В январе проведут конкурс архитекторов. Вы знаете Мюнхен? Недалеко от вокзала есть район, который хотят сделать культурным центром с гостиницами, квартирами, естественно, ресторанами, джазовыми клубами, концертными залами. У меня планы создать там музыкальную школу и детский музыкальный сад, но это уже далеко идущие планы. Теперь надо держать кулаки, чтобы все состоялось и не длилось так долго, как это было в Гамбурге при постройке Филармонии на Эльбе, длившейся невероятное количество лет и на которую ушла уйма средств. Это жуткий пример. Хотя открытие нового зала в Гамбурге, расположенного в очень красивом месте, будет громадным событием для всего мира. Я видел макет и был на объекте, когда его только начинали строить. Акустикой занимался потрясающий Ясухиса Тойота.
– Много вы играете Шостаковича в этом сезоне?
– Довольно много, но не могу сказать, что больше, чем обычно. Как можно не играть Шостаковича, этого гения? Его надо обязательно играть. Может быть, конечно, есть еще где-то страны, где сохраняется впечатление о том, что его музыка непонятна. Но дело в том, что музыку понимать не надо – ее надо чувствовать. Еще Бетховен говорил, что надо чувствовать музыку. Шостакович – это уже классика.
– Вы записали все его симфонии?
– Да, у меня была интересная история, когда я решил записать все симфонии Шостаковича с разными оркестрами. В проекте приняли участие оркестры Осло, Петербургской и Берлинской филармоний, Филадельфийский и Лондонский, оркестр Баварского радио. Амстердама у меня тогда еще не было. Баварское радио взяло на себя Вторую и Третью симфонии – не такие популярные, но они молодцы, что помогли осуществить эту задумку.
– Вас очень не хватает в петербургской, да и российской музыкальной жизни. Нет приглашений или вы слишком дорогой дирижер?
– Отвечу по порядку. Первое – зовут и филармония, и Гергиев уже годами. Мы с ними на эту тему уже и не говорим, потому что им надоело, что я все время отказываю. Хотя вот в год 100-летия моего отца я приезжал выступить в Большом зале филармонии с заслуженным коллективом. Второе – по поводу «дорого». За все свои выступления здесь – с тех пор, как ушел из филармонии, я никогда не брал денег, отдавая гонорар то в школу-десятилетку, где учился, то артистам-пенсионерам. Тут, вы знаете, немножко сантименты срабатывают, такое особое отношение. Десятилетка, консерватория и филармония мне многое дали, воспитали меня как дирижера. Если бы не филармония, я бы не находился на том месте, которое занимаю. Не могу я брать из филармонии деньги. Кстати, в Ригу я очень редко приезжаю, годами не бываю, и на меня там очень обижаются. Слава Богу, вырвался в сентябре на неделю и то только потому, что у оркестра был юбилей, и у моего любимца Раймонда Паулса тоже был юбилей. Я мечтал всю жизнь выступить с ним вместе. И моя мечта осуществилась: он играл Рапсодию в стиле блюз Гершвина. И там я тоже никогда не брал деньги. Если все время думать только о том, сколько я за это получу, это страшное дело.