Гельсингфорс театральный

Российско-финский дуэт на маршруте «Москва –Петушки». Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

Недели русской культуры в Хельсинки проводят уже третий год. Но это совсем не те разухабистые «а-ля рюсс» гулянки с блинами и водкой, которые можно быть бы представить. По сути это фестиваль современного искусства, в рамках которого в столицу Финляндии привозят сегодняшнюю российскую музыку, изобразительное искусство, кинематограф, театральные спектакли. А зачастую и русско-финскую копродукцию, тем более что до Петербурга, откуда обычно и приезжают музыкальные группы и театральные коллективы или переезжают в Финляндию работать русские актеры и режиссеры, отучившись в Петербургской академии, – рукой подать. Да и в самой стране, бывшей когда-то частью Российской империи, русскоязычные – не редкость, а целая диаспора.

Нынешние Дни русской культуры впервые прошли под эгидой театрального искусства. И программа кино была связана с театром: в один из дней показали фильм Михаила Угарова «Братья Ч» 2014 года – про семью Антона Павловича Чехова. Так что независимое российское кино еще находит своего самого разного зрителя. Открыл программу грузинский спектакль, который поставил в Тбилисском русском театре с актерами-студентами финский режиссер Яри Юутинен по пьесе главной знаменитости финского театра – Кристина Смедса. Несмотря на интернациональные хитросплетения постановочной команды, языковой барьер был забыт совершенно, хотя финский театр, как и русский, текстоцентричен. Смедс – признанный в Европе режиссер-драматург (такая теперь существует новая профессия) пишет пьесы и ставит спектакли. Его работы приезжали и в Москву с Санкт-Петербургом. «Ледяные картины» – наверное, самое известное его произведение. Это «семейный альбом», трогательный цикл драматургических зарисовок, социальных аллегорий: о том, как мать (героиня у автора названа Мамулей) каждый вечер уходит напиваться с чужими мужиками, как отец покидает семью, как дети уходят из родительского дома. Обличительные сценки режиссер гротесково заострил: мать топором отрубает ломти хлеба, чтобы прокормить ораву своих детей, учитель сигаретным бычком тычет подростку в нос, святой отец вопрошает: «Зачем ты сегодня пришел, от нечего делать?» Финская драматургия в отличие от русской сегодня умеет говорить о кризисе семьи спокойно, взвешенно, вне черной трагедии или педантичной бытовой комедии – чуть приподнято и с целительным юмором. Это одна из главных ее тем. Чувственность молодых грузинских актеров финский режиссер приглушил нордической скромностью и прохладой (на оголенную сцену актеры вышли в повседневной одежде с волосами, будто тронутыми порывом ветра), которая дала увидеть в этом язвительном памфлете нежность молодежного бунта. Современный человек – слабый перед сокрушительной силой настоящих чувств, пребывающий в вечном страхе перед социальной ответственностью, приходит, как мучающийся вопросами прихожанин, – к любви, к вере, к Богу. Но, как писал Смедс, «к Богу нельзя прийти, когда самому захочется. Только, если он сам позовет».

Балетную русско-финскую постановку по национальному эпосу «Калевала» показали в Александровском театре, который находится в центре Хельсинки. История его создания крайне любопытная. Его построил граф Николай Адлерберг родом из Петербурга (его жене Амалии Тютчев посвящал стихи). Во второй половине XIX века он 20 лет служил генерал-губернатором Финляндии. Причем он был настолько ревностно занят вопросом строительства, что не успокоился, пока не дали место в центральной части города. «Я счел неприличным и неудобным, чтоб русский театр был отодвинут на окраину», – писал он нашему императору. Испрашивал денег на строительство постоянного Русского театра у Александра II (его имя носит театр), с которым был в дружбе, и каждый раз получал, обещая, что то было последнее пособие. Как только не экономили: добились от города безвозмездного места для постройки, здание для театра было поручено не дорогостоящему архитектору, а бесплатным военным инженерам, в качестве строительных материалов привезли с руин крепости, оставшихся от Крымской войны на Аландских островах, кирпич и камень. Зато на внутреннюю отделку не поскупились. Театр до сих пор сохранил императорский шик: «стиль в духе Людовика XVI, убранство лож темно-пурпурного цвета». Сцену же сооружал механик из Мариинки. Два века назад театр начал свой первый сезон с гастролей итальянской оперы, потом сюда стали приезжать русские и европейские провинциальные и столичные труппы, а весь ХХ век здесь пробудет Финская национальная опера. И вот парадокс: и сегодня одно из лучших и старинных театральных зданий города почти не имеет собственной труппы. И так и осталось гастрольным театром. Кажется, для России такое невообразимо.

Завершилась тематическая неделя премьерой в единственном русскоязычном независимом театре Хельсинки – «Театре ZA», который совсем недавно на собственном энтузиазме создали актеры, русско-финская пара, Елена Спирина и Валлтери Симонен, отучившиеся в мастерской Фильштинского в Петербургской академии. Сделали в подвальном помещении все своими руками – приглашали петербургского художника расписывать фойе, искали аппаратуру для зала. Когда они говорят, что все, что можно было, «принесли с улицы», думаешь, что кокетничают. Настолько роскошно выглядит обстановка. Московским альтернативным театрам и не снилось. Сейчас в репертуаре их театра два моноспектакля: по пьесе Клима (его здесь чтут как главного реформатора российского театра и идеолога театра-поиска) «7 дней с Идиотом, или несуществующие главы романа «Идиот». И «Шаровая молния из Джиннистана» по текстам Андрея Вишневского (в Москве его пьесу «Москаузее» ставил в 2000 году Владимир Агеев). Теперь появился третий – ансамблевый. «Москву–Петушки» Ерофеева хельсинские зрители могут смотреть сразу на двух языках – русском и финском. Веничка в исполнении Валлтери Симонена – темный бес, черный ангел, выкуривающий смысл жизни из бутылки, а его «ангелы небесные» вышли по-фински земными и ясными, без проклятой метафизики: актриса Ксения Лелеш, похожая на Мэрилин Монро, натянувшую под вечернее платье «совдеповские» чулки, и актриса-травести Усва Кярня – альтер эго героя. И так как премьерный показ растянулся на несколько часов, все явственно погрузились в трансцендентальный Веничкин угар и почувствовали жажду по согревающему «Поцелую тети Клавы». И хотя петербургский режиссер Алексей Янковский явно переборщил и с бравыми советскими песнями, и с всевозможными кунштюками – сцена походила на эстетски припудренный склад декораций: зеркала, семейные трусы на коммунальной веревочке, королевский подсвечник, лампа с операционного стола, старинные стулья привокзального буфета, портрет Вильяма нашего Шекспира. Путешествие в заповедные Петушки все равно было щемящим, ностальгическим и особенно страшным вдали от России.

Хельсинки–Москва