Марина Гайкович  |
| На сцене в «Пассажирке» – то ли лайнер, то ли лагерь. Фото предоставлено пресс-службой театра |
Премьера оперы Мечислава Вайнберга «Пассажирка» прошла в Екатеринбурге под титулом «первая постановка в России». Но еще более примечательна она тем, что вписана в большой проект, посвященный возвращению музыки Вайнберга в контекст российской концертно-театральной жизни и нацеленный не только на практику (исполнение), но и научное осмысление фигуры и творчества композитора.
Кульминация этого проекта, инициированного польским Институтом Адама Мицкевича, редакцией газеты «Музыкальное обозрение» и Екатеринбургским театром оперы и балета, запланирована на февраль. В Большом театре пройдет премьера оперы Вайнберга «Идиот», «Пассажирка» из Екатеринбурга приедет сюда на гастроли, одновременно пройдет и научная конференция. Стоит упомянуть, что минувшим летом в Мариинском театре прошла премьера «Идиота», а «Пассажирку» в январе ставит «Новая опера» – так что остается констатировать, что возвращению музыки Вайнберга дан довольно мощный импульс. Жаль только, что фигурируют все два названия, хотя в оперной коллекции Вайнберга – семь опер, четыре оперетты и три балета.
Справедливости ради надо сказать, что первое концертно-сценическое исполнение «Пассажирки» состоялось 10 лет назад в Доме музыки и было подготовлено силами Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, затем – в Пермском оперном театре, под руководством Теодора Курентзиса. А мировую премьеру осуществили Курентзис и режиссер Дэвид Паунтни на знаменитом фестивале в австрийском Брегенце.
Постановка «Пассажирки», думается, не только репертуарный подвиг, но и определенный акт мужества: авторы спектакля так или иначе погружаются в ужас совсем недавнего прошлого. Что чувствуют они, находясь в Освенциме, изучая документы и предметы, встречаясь с живыми еще хранителями страшных свидетельств? Не исключено, что есть желание немедленно отказаться от работы – ведь близость этого знания разрушительна. И надо набраться сил, чтобы сделать не поверхностный и жалостливый спектакль, после которого зритель смахнет слезу и подумает: «Какое счастье, что все это позади», но постановку, которая заставит посмотреть прямо в глаза настоящему и задуматься: «А не повторится ли это вновь?» «Так же как смотрят друг другу в глаза бывшая (впрочем, бывшие ли они?) узница и надзирательница Освенцима в финале спектакля. В их глазах – вопросы, которые ставит и рассказ Зофьи Посмыш, и опера Мечислава Вайнберга, и постановка Тадэуша Штрасбергера: как жить с этим прошлым, как не забыть, но и как найти силы простить – ведь умножение ненависти способно породить только зло.
Штрасбергер – в этой постановке, как и в прошлогодней «Сатьяграхе», он выступает как режиссер и художник – вопреки ожиданиям не строит сценографию на контрасте шикарной обстановки трансатлантического лайнера и реалий Освенцима. Железные рамы кают, за окнами которых мы видим красиво одетых людей на отдыхе, мгновенно превращаются в тюрьму – стоит появиться одной лишь эсэсовке. Расслабленную атмосферу кают-компании создают лишь теплый свет и сама музыка (Вайнберг стилизует фокстрот и другие модные в середине века западные танцы), но стоит измениться освещению, как в глубине появляется самая черная стена газовой камеры (ее снимок в увеличении – и на суперзанавесе спектакля). Так же и в музыкальном материале – на фоне развлекательной музыки на главную героиню спектакля «накатывают» тревожные, рваные всполохи воспоминаний, тех, что уже 15 лет Лиза (Наталья Рыженкова) безуспешно пыталась похоронить. Дирижер Оливер фон Дохнаньи, музыкальный руководитель постановки, чутко ведет оркестр по лабиринту личной истории одной пассажирки, которая разрастается до вселенской катастрофы.
Так двери кают оборачиваются нарами, а палубы – печами. Штрасбергер вместе с художницей по костюмам Витой Цыкун с документальными подробностями воссоздают быт Освенцима: на заключенных грязные полосатые робы с номерными нашивками, деревянные башмаки (точнее, имитация), их скудный скарб и чемоданчики, подписанные белой краской, свалены на складе, которым и заведует Лиза.
Своего рода лирическую сюиту, портреты узниц, среди которых и еврейка, и полька, и француженка, создает Вайнберг – с кульминацией на протяжной песне русской Кати (Наталья Мокеева). Кульминация же оперы приходится на момент, когда вместо любимого вальса коменданта Тадеуш, узник мужского блока (Юрий Девин), осознавая последствия, начинает играть Чакону Баха. Вайнберг, умножая одинокий голос скрипки, добавляет голоса в оркестре, вознося гимн великой, вечной музыки. Одновременно вселяя уверенность в гибели Освенцима: человечество, которое знает эту музыку, не вымрет, спасется.
А Марта (Ольга Пешкова) – та самая узница, что так и не дала подчинить себя настойчивой надзирательнице, впервые поднимет голову и устремит прямой взгляд, пусть и через зеркало и стены кают, в глаза своей надзирательнице, только сейчас, через 15 лет. И вглядываться они обе будут – в зеркало и друг в друга – всю оставшуюся жизнь. Ничто не забыто.
