Парадоксы и импульсы "Ультимы"

Режиссер Каликсто Биейто оплакивает жертву войны. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

Программу фестиваля современной музыки «Ультима» как минимум можно назвать неординарной. «Военный реквием» Бриттена в постановке Каликсто Биейто в Норвежской опере, Sternklang Штокхаузена в роскошном парке скульптур Экеберг, визит гуру минимализма Терри Райли, программа «Русское вторжение» придали форуму глобальный характер.

Город Ибсена и Мунка, Осло на протяжении последнего десятилетия очень тщательно, неторопливо, но целенаправленно и рационально модулирует в одну из самых привлекательных современных столиц мира. Новая архитектура, вовсе не вытесняя и не покушаясь на импозантную архитектуру прошлого, демонстрирует свои мимикрирующие свойства. Фешенебельная ирония ее форм, эргономичность, способность органично врастать в уже сложившиеся ландшафты и романтический порыв создают перспективные горизонты будущего. Здание Национальной оперы стало тем рубежом, после которого вернуться назад уже нельзя. Такой среде современное искусство жизненно необходимо как воздух и питательная почва. В свою очередь, актуальное искусство только и занимается тем, что ставит вопросы и, не находя ответов, задается новыми, рождая благодатное дискуссионное поле для критического осмысления действительности. А главное – оно не стесняется наивных вопросов.

Искусство, творящееся на глазах, прочно вписано в культурно-политическую парадигму, и неспроста фестиваль Ultima прошел под патронатом его королевского высочества кронпринца Хокона. Розово-коралловыми рекламными флагами «Ультимы» была обставлена парадная дорога, ведущая к королевскому дворцу. География событий фестиваля охватывала максимальное количество концертных площадок, клубных эстрад, музейных пространств, учитывая, что в эти же дни в городе проходил крупнейший международный театральный ибсеновский фестиваль. Ultima с латинского «последний», и подавляющее большинство попавших в программу опусов начиная с Девятой симфонии Бетховена и в самом деле обозначали некую рубежную черту в творчестве того или иного композитора. Но фестиваль «Ультима» создан не для демонстрации шедевров, а для создания мощного, напряженного дискуссионного пространства между разными стилями, авторами, между культурой и ее потребителями – нас с вами. Его кураторы предоставили место и музыке академической традиции, и перформансам, не исключили провокативных моментов: только так, в столкновении «всякого-разного», в сопоставлении противоположностей могут вырисовываться контуры.

Лозунгом фестиваля можно было бы сделать выражение «Подвергай все сомнению», учитывая, что в программе были обсуждения «Военного реквиема» Бриттена или дискуссия на тему «Тональная война»: то есть говорили и о войне в творчестве Бриттена, Шостаковича, Бетховена, и о сражениях композиторов с самими собой (с материалом, музыкальным языком и т.д.). Ультимативный характер фестиваля так сильно подействовал на одного из самых эпатажных режиссеров современности Каликсто Биейто, что его театральная версия «Военного реквиема» Бриттена получилась почти лишенной провокации. Кошмар человеческой трагедии – вот что стало главной темой постановки. Для усиления эффекта причастности зрительный зал был иллюзорно соединен со сценой, представлявшей зал храма. Нервная и мрачная заупокойная служба перемежалась с контуженными воспаленными воспоминаниями тенора и баритона о страшной войне. Хор, подстегиваемый доведенным до отчаяния оркестром под управлением Лотара Кенигса, тщетно молил на латыни о спасении. Одной из самых сильных сцен стали умирающие мальчики, с которыми режиссер срифмовал души погибших солдат, чем подчеркнул материнское начало сопрано – единственной женщины-солистки в партитуре «Военного реквиема».

Полемическую направленность форума честно отражала большая группа зарубежных критиков, приглашенных разобраться в лабиринте идей «Ультимы». Художественный руководитель фестиваля Ларс Петтер Хаген не без изящества привел в буклете цитату из Стефана Цвейга: сейчас – «время выйти из этой комнаты, отправиться куда-нибудь, расширить ощущение счастья и свободы». Девятая симфония Бетховена после ее исполнения Филармоническим оркестром Осло под управлением Василия Петренко в тот же вечер была подвержена инициативной группой электронному ремиксу. Бурю эмоций вызвал «концерт для видео с оркестром» – радикально нового сочинения Тронда Рейнхолдсена «Теория субъекта» для фортепиано с оркестром, отсылающего к одноименному труду французского философа Алена Бадью. В этом часовом сочинении композитор, словно некий наблюдающий, вел слушателя-зрителя по мучительному пути рождения идеи, куда включил самые разные ассоциации – на экране цитировались Ленин и Мао, то и дело возникали постмодернистские образы. Публике предлагалось на видео даже заглянуть под кожу – в мозги творца с пульсирующим серым веществом. Оркестр, между прочим самый главный филармонический, то цитировал «Жизнь героя» с его лейтмотивами злобных критиков и воспарениями в высоты вдохновения, то изображал уже созвучную нам зудящую суету повседневности. Пианистке же приходилось совмещать две реальности – виртуальную и вполне реальную, то убегая за кулисы и показываясь на видео в самых экспрессивных позах мучительно ищущей идею, то выбегавшей за рояль и истерично нащупывавшей божественные ноты.

«Русский день» на «Ультиме» завершился видеолекцией о жизни в советских лагерях греческой революционерки Лесасермы Похунахис, автора 50-тысячностраничного исследования «Бурозём». Лекция сопровождалась просветленными музыкальными рефлексиями ансамбля Nadar, интеллигентно использовавшего широкий спектр звучностей. Вымышленная трагическая биография Лесасермы в духе какого-нибудь курехинского «Ленин – гриб», рассказанная группой московских композиторов, вводила русскую часть публики в «очистительный» транс, тогда как зарубежная в большей части пыталась поверить в абсурдистскую реальность рассказанного. То же были призваны проделать и минималистские камлания Терри Райли, очень похожего одновременно на старца Льва Толстого с бородой, в тюбетейке и длиннополой рубахе. Если в первой части это были его безобидные опусы, вдохновленные рагами, исполненные автором в дуэте с сыном-гитаристом Джайаном, то во второй, когда на сцене появился оркестр Норвежского радио, эти прокручивания простых мотивов знаменитого Terry Riley in C в духе верчения калейдоскопа стали напоминать сжатые жизненные циклы с их рождением-созреванием-умиранием. Вводящие своей повторяемостью в состояние полугипноза, они действовали не хуже ударов буддистских коанов, заставляя проживать во время концерта огромные куски собственной жизни, полной грехов и раскаяний. Не потому ли этот концерт был поставлен в программу «Ультимы» самым последним.  

Осло–Санкт-Петербург