Анна Галайда С именем Махара Вазиева связывают расцвет балета в Мариинском театре 1990–2000-х, он же в последние годы вернул на международную орбиту балет миланской Ла Скалы. Теперь его новых идей ждет Большой театр – в марте Вазиев возглавил его балетную труппу. Накануне открытия первого сезона Махара ВАЗИЕВА в Большом театре с ним поговорила балетный критик Анна ГАЛАЙДА.
– Каковы ваши впечатления от первых месяцев в Большом театре?
– Колоссальный репертуар, очень много талантливых людей – педагогов, артистов, уже мастеров и молодых. И основополагающее ощущение внутри – театральность. Русский репертуарный оперно-балетный театр за годы своего существования помимо художественных достижений сформировал особый пласт людей, которые приходят сюда не просто работать, а служить. От гримеров и костюмеров до охраны на служебном подъезде. Когда существуешь среди них, привыкаешь и этого не замечаешь. Но стоит этого лишиться, ценишь эту атмосферу куда более.
– Какой вы видите здесь свою деятельность?
– Непочатый край работы. Моя главная задача – сделать так, чтобы всем было интересно. Как это делается? Надо 24 часа в сутки работать. И чтобы это было не наказание, а удовольствие. Раньше ведущие партии готовили годами. У старшего поколения вызывает удивление: как можно выучить партию за один-два месяца? Но неплохо получается. Мир изменился, ритм жизни очень ускорился. Если вы хотите двигаться вперед, надо соответствовать новым условиям. Руководитель творческого коллектива должен уделять внимание всем сотрудникам, не жалеть времени на общение, помогать. Но активно и жестко предъявлять свои требования к результатам работы. И здесь надо быть абсолютно бескомпромиссным.
– Вы стали первым выходцем из России, возглавившим западную балетную компанию, и руководили труппой Ла Скалы семь лет. Что было самым необычным в этой работе?
– Это была замечательная школа. Пять с половиной лет я проработал со Стефаном Лисснером, в тот момент генеральным интендантом театра. Если бы не его поддержка, вряд ли мне удалось бы многое сделать. В дирекции были люди, которые бесконечно возмущались тем, как я действую. Ла Скала оказалась совершенно не приспособлена к специфике балета. Представьте, танцовщики-мужчины тогда уходили на пенсию в 52 года, женщины – в 47 лет. На каком-то этапе я спросил себя: «Что ты хочешь – работать или кричать, что ты в Ла Скала?» Мы много говорили с Лисснером, и я решил, что буду стараться создать качественную компанию. Что это значит? Для меня компания – это команда. И меня не интересует, «мой» человек или «не мой» человек – важно, талантлив ли он и желает ли работать. Я разделил путь к цели на этапы, выработал план действий и понял, что придется нарушать все правила и законы. Да, я сам нарушал профсоюзные правила и все выходные работал. И первые два-три года каждый вечер оставался, чтобы репетировать с молодыми артистами, которые меня об этом просили. Бывало, мы даже договаривались и выходили раньше из отпуска или, наоборот, уходили позже, чтобы дополнительно работать. Это был единственный путь достичь нового качественного уровня. И я благодарен, что в итоге мне все простили. Вероятно, все же поняли, ради чего я это делаю. И увидели, что мы добились неплохих результатов.
– На каком языке вы общались?
– Я приехал, не зная итальянского. А без языка вы всегда для людей иностранец, не свой. Но специфика нашей работы такова, что через переводчика все не объяснить. Поэтому через пять месяцев после приезда я сказал: «С завтрашнего дня со мной никто по-английски не говорит». Конечно, я мало что понимал по-итальянски. Но, видя мое безумное желание и упорство, мне все помогали быстрее освоить язык.
– Удалось ли что-то изменить в Ла Скала на уровне правил, законов?
– К великому сожалению, не могу похвастаться, что на законодательном уровне мне удалось добиться колоссальных изменений. Для этого в Италии нужно очень большое время. Слава богу, что законодательно изменили пенсионный возраст: теперь уже все уходят в 46 лет.
– В чем помимо изобилия работы было для вас удовольствие жизни в Италии?
– Люди часто удивляются, встретив меня на оперных спектаклях. Но я и в Мариинском театре на них ходил, и в Ла Скала, и в Большом. Так сложилось – люблю.
– Что отличает Милан от других театральных столиц?
– Конечно, оперная публика. Все известные и неизвестные певцы, дирижеры, я думаю, приезжают в Ла Скала с желанием покорить эту публику. Она беспощадна. Когда я услышал их «бу», они меня шокировали. Но теперь мне кажется, что это нормальная реакция. Если артист не может сегодня быть так же хорош, как позавчера, тогда не надо приезжать в Милан. Жестко? Да, конечно. Но безумно интересно. Выходя на сцену, надо удивлять. Если спектакль не удивляет, не провоцирует, не притягивает, искусство превращается в повседневную рутину.
Нужно быть честными: у нас после падения железного занавеса почти не осталось тех, кто ходил на спектакли из года в год, любя театр, актеров, иногда не любя других актеров. Сейчас зал на всех спектаклях полон. Но вопрос в том, какой публикой.
– Есть ли у нас какие-то преимущества?
– Когда я принял приглашение Большого театра и решил вернуться в Россию, некоторые мои друзья говорили: «Куда ты возвращаешься! Из Италии, из Ла Скала!» Но я уехал из Петербурга не потому, что у меня была цель уехать. Я всю жизнь занимался и занимаюсь тем, что люблю. Я был абсолютно счастливым человеком, работая в Мариинском театре. Нам удалось реализовать столько проектов, создать очень хорошую компанию. Теперь, имея опыт работы в Европе, я не очень понимаю тех, кто все время приводит в пример Запад. Дверь открыта – поезжайте, поработайте в той системе, попробуйте реализоваться! Я теперь уверен: в России условия для развития балета лучше, чем где бы то ни было. У нас колоссальные возможности последовательно развивать танцовщиков, которых нет больше нигде. В такой компании, как Ла Скала, репертуар составляет шесть балетных названий в сезон. В них нужно дать выступить этуалям, приглашенным звездам. А что делать молодым? Нам завидуют, потому что мы в России ушли далеко вперед. Я часто слышу, мол, у нас только классический балет, что дальше? Но если весь мир хочет смотреть наше «Лебединое озеро», значит, мы это неплохо делаем, даже лучше, чем остальные. Огромный плюс, оставшийся от советской системы, – это создание в стране огромной балетной империи. У нас в каждом регионе есть оперный театр, балетная школа. Экономическая ситуация не всем из них позволяет реализоваться. Но очень многое зависит от личности тех, кто ими руководит. Я, со своей стороны, считаю, что Большой театр наряду с гастролями в Лондоне, Париже, Америке должен гастролировать по стране. Пусть не на все сцены мы можем привезти «Лебединое озеро» или «Спящую красавицу», но у нас есть и другие спектакли. Большой театр должен показывать, что даже те театры, у которых нет больших возможностей, могут оставаться в ритме современной жизни и видеть сегодняшний уровень развития искусства.
– Как вы считаете, сколько спектаклей сейчас должна показывать балетная труппа Большого театра?
– У нас две сцены, огромный текущий репертуар, мы проводим фестивали, ездим на гастроли. Большой театр показывает за сезон 500 спектаклей. Конечно, можно и 2000 давать – поставить по два «Щелкунчика» в день, отказаться от других названий. Но тогда мы быстро сломаем всю компанию. Ведь кордебалет у нас один, и ему нужен отдых. Когда люди чрезмерно устают, они не могут дать качество и переходят грань, за которой начинаются травмы. В этом смысле современная система проката непростая. Но мы понимаем, что Большой театр существует для города, для страны, и его задача – создавать людям праздник.
Дарья Гармоненко