А.Мирошниченко: "Власти должны понимать, что балет утратил популярность"

В Перми балет «Ромео и Джульетта» поставили в хореографии Макмиллана – живой, легкой, дансантной. Фото с официального сайта театра

Год своего 90-летия балетная труппа Пермского театра оперы и балета им. П. Чайковского встретила букетом достижений, среди которых премьера «Лебединого озера», три выступления на «Золотой маске» и приз за современную хореографию на ней, победа дуэта Инны Билаш и Никиты Четверикова в проекте «Большой балет», плотный гастрольный график. А балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева в хореографии классика ХХ века Кеннета Макмиллана, показанный труппой Пермского театра оперы и балета с участием звезд мирового балета Сары Лэмб и Мэтью Голдинга на сцене Александринского театра, стал впечатляющей кульминацией программы фестиваля Dance open. Главный балетмейстер Пермского театра Алексей МИРОШНИЧЕНКО рассказал музыкальному критику Владимиру ДУДИНУ о своей труппе, об уникальном репертуаре и о конкуренции с Москвой и Петербургом.

– «Ромео и Джульетты» нет даже в Мариинском, как нет там сейчас, впрочем, и великолепного балета Макмиллана «Манон», собиравшего полные залы. Как случилось, что этот балет Прокофьева оказался в вашем театре?

– Да, нам очень повезло – обладательница прав на хореографию и спектакли Макмиллана леди Дебора Макмиллан, вдова хореографа, одобрила эксклюзивный проект, который вы видели в Александринском театре. Когда леди Макмиллан прилетала в Пермь с балетмейстерами – постановщиками спектакля Гарри Харрисом и Карлом Бернетом и они обратили внимание на очень маленькую сцену нашего театра, стало очевидно, что для этой постановки потребуются новые декорации. Когда решено было ставить «Ромео» в Перми, я имел в виду спектакль, идущий в Ла Скала, в том числе и оформление. Познакомившись с нашей труппой, Дебора и постановщики этого балета были потрясены историей возникновения пермского балета. Несмотря на то что началом балета в Перми считается 1926 год, на самом деле это 1945-й, потому что до тех пор были лишь эпизодические проявления, сборные спектакли. Постоянное развитие балета началось с основания там после войны школы мастерами из Кировского театра и Вагановского училища. И британский балет основан тоже в 1945 году, все они учились у русских педагогов-эмигрантов, а Матильда Кшесинская танцевала «Русскую» на открытии Ковент-Гардена.

– Как леди Макмиллан оценила пермскую труппу?

– Леди высоко оценивает труппу, а она далеко не всем дает согласие. Когда она посмотрела наш состав на гастролях балета в Дублине спустя два года после премьеры, увидев уже других балерин, Тибальдов, Парисов и Меркуцио, сказала, что это то, о чем мечтал Кеннет: о том, чтобы на его спектаклях воспитывались и росли новые поколения артистов.

– Известно, что версии одного и того же балета Сергея Прокофьева, поставленного в одном случае Леонидом Лавровским, в другом – Кеннетом Макмилланом, сильно отличаются по своей идеологии.

– Меня кто-то спросил, почему в Мариинском нет этого балета в хореографии Макмиллана? А он и не должен там идти. В Мариинском, тогда театре оперы и балета им. С.М. Кирова, этот балет был поставлен Лавровским в 1940 году, впервые в мире. Прокофьев написал гениальную музыку, которую в то время все, кстати, очень критиковали. Спектакль Лавровского крепко сколочен по режиссуре и очень идеологичен. Но это – гордость ленинградского балета и Мариинского театра. С тех пор он идет и не сходит со сцены. В Большом театре «Ромео и Джульетта» идет в редакции Юрия Григоровича. А мы сделали Макмиллана, где нет никакой идеологии, он очень гуманистичен. С хореографической точки зрения он очень дансантный, легкий, в нем нет тяжести советской морали. Все шутки – живые, площадные. Спектакль сконцентрирован на человеческих переживаниях как главных, так и второстепенных героев.

– Мне показалось, что он ближе к духу Шекспира, особенно в пронзительных любовных сценах.

– Балет был поставлен Макмилланом в 1965 году, на 25 лет позже спектакля Лавровского, он возник в другой стране с другим менталитетом. Спектакль Лавровского абсолютно в духе эстетики сталинского ампира. Если бы мы даже хотели его поставить в Перми, он бы элементарно не поместился на сцене: наш театр лопнул бы от такого спектакля.

– В каком состоянии, на ваш взгляд, находится сейчас труппа Пермского театра? Что изменилось в ней после вашего прихода?

– Это вопрос скорее не ко мне, я не могу давать оценку своей деятельности, это скользкий путь. Пусть оценивают критики, чиновники, публика. Моя самооценка предельно жесткая, прежде всего к самому себе. Собой я не буду доволен никогда, как никогда не буду доволен труппой, с которой работаю. Я вижу образ идеальной труппы, какую я возглавляю. Но такой, наверно, и не бывает, как не бывает идеального человека. Если же скажу, что доволен, то карьеру можно заканчивать. Могу сказать лишь, что это труппа категории А. Я доволен, как труппа растет, но это еще пока не совсем то, чего бы мне хотелось и к чему я стремлюсь. Сегодня она работает не в тех условиях, в каких должна работать труппа такого уровня.

Мне бы хотелось большего внимания властей, которые должны лучше понимать, что балет резко утратил популярность. Это ведь тяжелый, низкооплачиваемый труд с выходом на пенсию в 38 лет. Родители сегодня отдают детей в балет намного реже, конкурс снизился. А в театрах, наоборот, объемы работ увеличились. В Мариинском уже четыре сцены. В Приморском театре нужны и педагоги, и танцовщики. В Петербурге шесть балетных компаний. Вагановская академия не в состоянии обеспечивать их. Какая у нас есть третья школа после Москвы и Петербурга? В Перми. Я конкурирую со столичными труппами только в творческом плане, но никак не могу в финансовом, тем более в материально-бытовом. Пермь – не Петербург и не Москва. А кадры решают все.

– То есть кадровая проблема у вас имеется?

– У нас непроходящее напряжение на каждом выпуске. Я хочу, чтобы танцоры оставались в Перми, а их активно тянут в столицы, обещая золотые горы. А потом получается, что хорош Питер, да бока повытер. И получается, что солисты начинают подрабатывать не в профессии и все сходит на нет. Если солисты умные, они понимают, что главное для них – репертуар, а в Пермском театре сегодня большой и очень достойный репертуар. У нас не хватает сезона, чтобы прокатать все спектакли, многие остаются в запасниках. Мне хочется, чтобы выпускники Пермского училища отдавали предпочтение Пермскому театру. Есть примеры в труппе, когда артисты уезжали в столичный театр, например в Театр Станиславского, а потом возвращались в Пермь, потеряв форму, утратив то, что накопили когда-то, потому что там они ничего не делали, потеряв время. А вся беда – в отсутствии достойных социально-бытовых условий. В Советском Союзе все же давали жилье, а сегодня многим приходится снимать жилье. А, повторюсь, труд балетного артиста тяжелейший.

– Репертуар разнообразный, но чего в нем не хватает?

– Мне кажется, что в таком академическом театре, каким является Пермский театр, обязательно должны идти такие балеты Петипа, как «Пахита», причем не важно, в какой редакции – будет это перенос Лакотта или авторская версия Юрия Бурлаки, Сергея Вихарева или моя. Нет «Баядерки», «Раймонды», «Эсмеральды» – ничего этого нет. Проблема в том, что эти спектакли были поставлены в Императорском Мариинском театре и все это сегодня ставить очень дорого. Если мы хотим «Раймонду» для бедных, тогда да, можно. А некоторые театральные менеджеры хотят, чтобы и «Раймонда» была, но чтобы за три копейки – такого быть не может никогда. Классики у нас достаточно. Но этих названий не хватает для полноты экспозиции. У меня менталитет человека из Мариинского театра, поэтому есть четкое представление, что академическая труппа нуждается в большом репертуаре, без которого артисты обедняются, профессиональный статус труппы несколько провисает. Да и зритель обедняется. Да, может он посмотреть у нас балеты Шостаковича, или редчайший спектакль «Шут» Прокофьева, которого я поставил, или «Голубую птицу», поставленную мной с нуля, – балет для хореографического училища, для которого я откопал в библиотеке Парижской оперы две партитуры Адана – «Гентская красавица» и «Питомица фей». Академия Вагановой, например, не похвастается таким балетом. У нас есть «Зимние грезы», «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Жизель», «Корсар», будем ставить «Золушку». Но есть к чему стремиться. Давайте построим новую сцену!

–То есть строительство новой сцены так и остается на уровне разговоров?

– Почти. Все сильно затянулось. Согласно последнему проекту, если начать строительство нового театра, старый театр уплывет в реку Каму. Для того чтобы этого не было, нужно в фундамент забить 2000 мини-свай. Лишь после этого можно начинать рыть котлован. Для этого вся труппа театра должна будет покинуть театр на полтора-два года. А когда в России объявляются такие сроки, то сами понимаете, чем это чревато. Балетная труппа Пермского театра давно переросла условия площадки, на которой работает много лет. Я абсолютно уверен, что новая сцена театра обязательно будет построена и мы наконец сможем выйти на «проектную мощность»!