Выше стропила, плотники!

Приемы художников-авангардистов оживили на сцене. Фото с официального сайта театра

На сцене МТЮЗа закончился ежегодный, проходящий всегда под конец сезона, Театральный марафон пока еще «бездомного» Театра Романа Виктюка. Бывший ДК им. Русакова, дом архитектора Константина Мельникова, снова обещают открыть для зрителей предстоящей осенью, хотя точная дата до сих пор под вопросом. Весной прошлого года тогдашний директор Ирина Апексимова показывала якобы готовое здание Сергею Собянину, но театр так и не принял ни одного зрителя. Итак, на Театральном марафоне кроме спектаклей текущего репертуара, в том числе последней версии легендарных «Служанок», труппа сыграла премьерную «Венецианку» – «комедию масок» в режиссуре актера театра Игоря Неведрова. 

Ученик Юрия Любимова, игравший когда-то на сцене «Таганки», теперь – один из «солистов» труппы Виктюка. Начинал с помрежства у мастера (Романа Виктюка), ныне дебютирует с посвящением и признанием в любви. Любви ученика к своему учителю. Эту метафору высокого ученичества Неведров вплетает в предложенный худруком необычный (архаичный и безвестный), как часто бывает у Виктюка, литературный материал – пьесу неизвестного автора XVI века – в очень живом современном переводе Тамары Скуй (и Николая Живаго), с которой Виктюк дружит всю жизнь, и в ее переложении со сцены зазвучал не один итальянец. 

«Венецианку» – комедийную мелодраму эпохи дель арте о любви бедного дзанни к благородной даме – молодой режиссер любопытно вплетает в рамочный сюжет репетиции в авангардном театре начала ХХ века. Театр-студия, на сцене режиссер-новатор: «Делай раз!» – кричит он, и на фоне ЛЕФовской конструктивистской махины с инкрустированными в нее аршинными буквами «Р» и «В» (кроме слова «революция» здесь зашифрованы инициалы – то самое посвящение) вырастает физкульт-пирамида из тел актеров. Вместо костюмов – форма для упражнений, словно со старых фотографий по биомеханике Мейерхольда, да и сам его образ вырисовывается из обобщенного героя, становящегося за режиссерский пульт со свистком. Михаил Фатеев играет синтетическую роль великого «формалиста», разражающегося пламенной речью о силе игры и театральной маски, которая становится живым теоретическим комментарием к разыгрываемым сценам итальянской комедии. В финале Фатеев выйдет в роли Вальеры – благородной венецианки, мадонны, по-христиански прощающей запутавшегося в страстях возлюбленного. И под льющиеся звуки романса Вертинского (тут актер невероятным образом становится похожим и на знаменитого шансонье, в придачу одетого в супрематистской гамме Малевича) поднимется на уготовленную голгофу – колесо смерти в форме красной коммунистической звезды. И тогда затянувшаяся балаганная комедия на потребу публики обернется притчей-трагедией о преданном Мастере, распятом Пророке. 

Спектакль получился далеко не актерским, в том смысле, что удачнейшим образом избегает штампов, присущих постановкам, в которых актеры родного театра со своими же вчерашними партнерами по сцене пробуют переходить на следующую – режиссерскую – ступень, что получается далеко не всегда. В «Венецианке» Неведрова кипит изобретательная фантазия, мизансцены, будь то статика или рвущаяся наружу динамика, отточены и визуально притягательны – чего стоят только уморительные сцены католического молебна, когда актеры неистово и безудержно осеняют себя крестом, перешептываясь о ночных свиданиях. Однако режиссер в какой-то момент заигрывается. По десятому кругу стереотипно проигранные актером-мужчиной женские ужимки нивелируют итальянский площадной театр до отечественной антрепризно-ситкомовской шелухи.  

Виктюкский стиль узнаваем сразу. Высокий уровень пластического существования, как центральной оси постановки, когда артисты с самозабвением отдаются стихии движения, бегая по двухэтажной конструкции, и, с риском сломать себе шею, мгновенно съезжают по скатам вниз, соединяется тут с буйством перевоплощения. Актеры-паяцы «скачут» из эпохи в эпоху, из одного персонажа в другой, из мужчин в женщин – все женские роли, конечно, исполняются мужчинами. Из ансамбля, на фоне «новичков», недавно дебютировавших в восстановленной «Федре», выбиваются сверхподвижные, особенно в мимике, заразительные лицедеи Станислав Мотырев и Иван Иванович. Их дуэт богобоязненной Андзелы, перекупившей любовь темнокожего Юлио, поистине рождает магию театральной иллюзии, когда теряешь грань между мужским и женским (Мотырев, наверное, единственный здесь, кто играет женскую роль органично и без наигрыша), между явным и представляемым.