Юлия Дмитрюкова
Фото пресс-службы театра
Спектаклем «Лебединое озеро» в исполнении труппы Марийского театра оперы и балета стартовал в Москве, на сцене Российского молодежного театра (РАМТ), проект «Летние балетные сезоны». Театр из Йошкар-Олы покажет практически весь свой классический репертуар: балеты «Дон Кихот», «Эсмеральда», «Корсар», «Ромео и Джульетта», «Золушка». О важности московских гастролей и о том, как живет региональная труппа, музыковед Юлия ДМИТРЮКОВА поговорила с художественным руководителем театра Константином ИВАНОВЫМ.
– Константин Анатольевич, Марийский театр впервые принял участие в «Летних балетных сезонах» в прошлом году. Каковы ваши впечатления от гастролей в Москве, ощущался ли «груз ответственности»?
– Адаптироваться было несложно: ведь РАМТ – это театр классического устройства, его сцена достаточно удобная. Хотя, конечно, хочется для балета пошире, но в целом все хорошо. Зал тоже очень удобный. И так как труппа у нас гастролирует достаточно активно, то нам не привыкать к новым площадкам, и мы быстро адаптируемся в новом пространстве. Что касается выступлений в Москве (а мы привезли целую программу), то это, конечно, огромная ответственность, большой экзамен – как для труппы, так и для меня. Ведь в прошлом я работал на этой площади, в Большом театре, и достаточно длительное время. И если тогда я «держал экзамен» как артист, то теперь уже как хореограф, организатор и руководитель театра. Все прошло замечательно, было много хороших отзывов, многие зрители приходили на наши спектакли не по одному разу, а среди них были люди, достаточно известные и уважаемые. Выступать под московским небом – это очень ответственно. Потому что многое, что на «домашней» сцене кажется хорошим, в Москве выглядит иначе, и приходится дорабатывать.
– В этом году театр представит целый ряд классических балетов, большинство из которых вы поставили сами. Что отличает ваши авторские версии?
– В работе с классическим балетным наследием я всегда очень бережно отношусь к хореографии Петипа, которая является фундаментом нашего русского балета. Допустим, в «Корсаре» – «Оживленный сад», танец одалисок, танец пиратов, па-де-де Медоры и Раба – все эти основные вещи я в этом спектакле сберег и очень трепетно к этому отношусь, и мы репетируем это так, чтобы это было в стиле Петипа, в стиле Большого балета. А что касается мизансцен и вставных эпизодов, то в моих спектаклях, как правило, много мужских вариаций. У нас в труппе достаточно сильный мужской состав солистов.
– Сильный мужской состав – это сейчас большая редкость…
– Да, особенно для провинциальных театров. У нас это есть благодаря наличию своей школы (хореографическое отделение Марийского республиканского колледжа культуры и искусств. – «НГ»). И в моих спектаклях, даже классических, всегда появляются друзья Принца – в «Спящей красавице» это четыре танцора. А допустим, в «Эсмеральде» появляются два друга Феба, которые имеют свои вариации и гран-па, участвуют в адажио, то есть являются полноценными участниками спектакля. И когда на сцене достаточно много солистов-мужчин, то спектакль принимает совершенно другую окраску. Очень интересный солист, уже полюбившийся, кстати, москвичам, которые видели в прошлом году наши спектакли, – Роман Стариков, он более гротесковый танцор, невысокого роста, у него яркие роли второго плана…
– Наверное, Шут в «Лебедином озере»?
– Вы угадали, но у меня на самом деле нет Шута в «Лебедином» – это друг и наставник Принца. Шута с колпачком и ромбиками на костюме у меня в спектакле нет. Но а текст хореографический – усложнен. Возвращаясь к вашему предыдущему вопросу – в «Лебедином озере» сохранены все танцы, поставленные Львом Ивановым во второй и четвертой картинах спектакля. Другие фрагменты были мною изменены – это и вальс в первом акте, и выход Принца, и вариация Принца, и па-де-труа, и сцена на балу в третьем акте – здесь я внес уже свои хореографические корректуры. Отличие этого спектакля еще и в том, что у него очень интересная сценография. Художник-постановщик Борис Голодницкий создал в полном смысле слова «крылатое» «Лебединое озеро»: все декорации выполнены в форме крыльев: сад – это крылья, озеро – это белые крылья. Еще один прием, оцененный и зрителями, и критиками, – в четвертой картине, когда Принц предает Одетту и клянется в любви и верности Одиллии, мы попадаем на озеро, где белые крылья из второй картины становятся «обугленными», «сгоревшими»: как сгорает мечта, жизнь, любовь. И в конце, когда заканчивается спектакль, эти крылья взмывают наверх, и мы остаемся в открытом светлом пространстве озера, и лебеди превращаются в девушек. Злой Гений у нас не погибает, а отступает вместе со своей свитой черных лебедей, потому что, на мой взгляд, зло победить невозможно. Оно может только прийти или уйти.
– Такое нестандартное окончание «Лебединого» – обычно ведь оно или трагическое, с гибелью Принца, или, наоборот, героическое, когда гибнет Злой Гений, а у вас оно такое, скажем, объективно-философское...
– Кстати, это у меня уже вторая версия «Лебединого», и я как раз хотел сделать здесь трагический финал, но в музыке Чайковского такой светлый финал, когда после бури идет переход в арфовый рассвет, звучат духовые… Наоборот, мне кажется, музыка говорит здесь о вере в любовь, в счастье, в верность.
– В репертуаре Марийского театра классика сочетается с новыми балетами и раритетными постановками, такими как триптих Орфа или балет «Мастер и Маргарита». Каков ваш подход к формированию репертуара?
– Вы знаете, мы заточены на постановку классических спектаклей именно с классической лексикой, то есть мы учим своих артистов в своей балетной школе – кстати, у нас на 99% труппа состоит из своих танцовщиков и танцовщиц, которые воспитаны марийской балетной школой. Но мне бы не хотелось, конечно, чтобы наш театр был оторван от развития европейской хореографической культуры, потому что сегодня современный танец очень развит, очень популярен во всем мире. Поэтому мы приглашаем современных хореографов, но очень выборочно. Я очень к этому внимательно отношусь: мне важно увидеть работу, пообщаться с человеком, понять его замысел, чтобы не допустить безвкусицы, пошлости и непрофессионализма на сцене.
К нам приезжают и молодые хореографы, которые только делают первые шаги: Павел Глухов, Екатерина Парчинская, Анна Лемешонок – это выпускники ГИТИСа. Кстати, многие из них свои дипломные работы ставили в нашем театре.
– В Марийском театре ведь проходит и конкурс молодых хореографов?
– Да, это федеральный форум «Дебютные проекты молодых хореографов». Это очень интересная тема, когда приезжают молодые хореографы, показывают свои работы, потом идет обсуждение. И затем ребята исправляют те ошибки или учитывают те пожелания, которые высказали мастера, и на следующий день идет гала-концерт – и многие номера меняются на наших глазах.
И так вот жизнь меня познакомила с Май-Эстер Мурдмаа, замечательным хореографом из Эстонии, которая вначале поставила у нас балет «Кармина Бурана» на музыку Карла Орфа, затем его же «Триумф Афродиты» и «Катулли Кармина». И так, постепенно, за три года, триптих Карла Орфа появился у нас в репертуаре. И мы единственный театр в мире, где полностью идет этот триптих Карла Орфа – в исполнении не только оперно-симфоническом, но и хореографическом.
– Каковы ваши планы на следующий сезон?
– Мы готовимся к фестивалю Галины Улановой – он у нас в апреле уже более десяти лет проходит. И я бы хотел выпустить к нему свою версию балета Асафьева «Бахчисарайский фонтан», он у меня сейчас в работе. Если сложится, то и на следующие «Летние балетные сезоны» привезем его.
Ну и учитывая то, что у нас театр оперы и балета и мы не всегда успеваем все наши спектакли показать в течение сезона, сейчас мы много внимания уделяем формированию оперного репертуара.
– А есть ли в репертуаре театра балеты, связанные с марийским фольклором?
– У нас есть балет «Лесная легенда» на музыку Анатолия Борисовича Луппова, это балет по национальным легендам, имеющий в хореографической лексике национальный танцевальный колорит. Это серьезная большая работа всего нашего коллектива.
