Все личное во время спектакля надо спрятать. Но не всегда удается. Фото с официального сайта театра
«Геликон-опера» закрыла свой самый важный за последние годы сезон – труппа вернулась на Большую Никитскую – премьерой оперы «Паяцы». Режиссер Дмитрий Белянушкин посвятил свою постановку театру и людям, которые в нем работают, или, лучше сказать, которые в нем живут. В театре вообще и в «Геликоне» в частности.
«Паяцы» для «Геликон-оперы» – опера непроходная, даже знаковая. Когда-то ее играли во дворе театра – там, где сейчас находится зрительный зал. Молодые и бесстрашные артисты (совсем как герои Леонкавалло) по воле своего рискованного лидера Дмитрия Бертмана въезжали во двор на маленьком оранжевом «Запорожце» и разыгрывали (проживали?) драму. Драму персонажа – паяца, драму артиста Канио или свою собственную?
По такой траектории и выстраивает режиссер свой спектакль. Действие его происходит в репетиционном зале театра, где проходит прогон оперы «Паяцы» (художник – Александр Арефьев). По стенам – стулья, на краю – типичный столик с лампой, где сидит режиссер со своим ассистентом, рядом – пианино. За ним – концертмейстер Наталья Арутюнова, одна из маленькой группы людей, кто создавал «Геликон», hommage театру и тем, старым «Паяцам». Еще одно воспоминание о том спектакле – исполнитель заглавной роли. Вадим Заплечный, яркий и темпераментный, заставляет зал прожить трагедию вместе с ним, знаменитая ария в конце первого действия исполнена им – в свете одного прожектора – без надрыва, но реалистично, даже страшно. Красная «улыбка» как кровавая рана застывает на его лице.
Вся закулисная жизнь показана здесь очень живо, даже с определенной долей юмора (не исключено, что на собственном опыте – за плечами молодого победителя «Нано-оперы» уже с десяток постановок в российских театрах, включая Большой). Артисты моментально «включаются» и «выключаются» по ту или другую границу сцены, один всю репетицию проспал, другая вяжет свитер, а третий напился и норовит выйти из образа. В большинстве случаев они безучастны к тому, что происходит на сцене, – но талант пробивает даже самые циничные сердца: Недда после своей трогательной арии с воображаемым младенцем срывает аплодисменты коллег (так же и сопрано Анна Пегова сорвала аплодисменты зала).
Прием «театра в театре в театре», безусловно, непрост, и Белянушкин бросает себе вызов, пытаясь построить канву спектакля не прямолинейно, обнажая рекогносцировку, а деликатно, не через действия – но через психологические моменты. Намерение достойное, тем более что в арсенале – артисты «Геликона», самая гибкая труппа в Москве. Но в этом, к сожалению, и самое слабое место этой концепции. Зрителю остается только предполагать, что в жизни артистов такой же любовный многоугольник, как и в спектакле. И если чувства артиста, который играет горбуна Тонио, мы угадываем по тому, как в ходе объяснения он распрямляет спину, то по каким признакам артист, который играет Канио, узнает об измене жены-артистки, не совсем ясно, по крайней мере с первого просмотра. (Но зрители, как правило, по нескольку раз ходят только на «Лебединое озеро».) Только ли потому, что слишком страстно была сыграна любовная сцена? Можно было бы предположить, что режиссер закрутит сюжет несколько иначе: допустим, отвергнутый «Тонио» подменит бутафорский нож настоящим и отомстит «Недде». (В каком-то смысле это был бы еще один «привет» «Паяцам» двадцатилетней давности, где обыгрывалась финальная сцена «Отелло»). Галерея мужских образов в этом спектакле вопреки традиции перевешивает образ главной героини-тихони. Почему в нее влюблены брутальные красавчики Тонио и Сильвио (пылкие баритоны Александр Миминошвили и Алексей Исаев)? Молодой Беппо в исполнении талантливого и артистичного тенора Игоря Морозова старается уравновесить страсти на площадке.
Был в спектакле и четвертый пласт – до крайности выразительный оркестр под управлением Евгения Бражника. В сцене, когда паяц возвращается домой, почти зримо ощущалось, как сердце его обливается слезами, так тоскливо, так печально шла оркестровая партия, выводя репризу про паяца и его неверную жену далеко за пределы комедии – в жизнь.