Репетиция смерти

Премьеру балета «Ромео и Джульетта» посвятили 125-летию со дня рождения Сергея Прокофьева (первое представление состоялось в день памяти композитора) и 400-летию со дня смерти Уильяма Шекспира. Автором новой постановки стал хореограф Вячеслав Самодуров, худрук балетной труппы Екатеринбургского театра оперы и балета.

После сенсационных гастролей Большого театра с Улановой-Джульеттой в Лондоне в 1956 году балет стал культовым не только для России. О том, как непросто отделаться от влияния оригинала Лавровского-Вильямса, свидетельствуют давно уже сами ставшие легендарными постановки Кеннета Макмиллана и Джона Крэнко или, скажем, недавняя питерская редакция Начо Дуато.

Вячеславу Самодурову удалось создать самобытную версию. В своем трехактном спектакле он отказался и от жанра драмбалета, и от радикализма в духе Анжелена Прельжокажа. Не стремясь дотошно следовать всем сюжетным перипетиям печальной шекспировой повести, практически отказавшись от пантомимы, предоставив танцу и пластике рассказывать историю и выражать эмоции, Самодуров не пожертвовал ни силой чувств, ни игрой темпераментов, ни драматизмом. Он поставил задачу тем более сложную, что предложил прием театра в театре: публика видит, а артисты представляют не спектакль, а труппу, будущий спектакль репетирующую, что дает действию, чувствам и смыслам дополнительные объем, зрителю – многообразие ощущений, а молодым исполнителям – шанс раскрыться актерски и подрасти человечески. Утверждать, будто Александр Меркушев (Ромео) и Екатерина Сапогова (Джульетта) в задумку постановщика вписались идеально, мешает лишь тот факт, что уже на втором спектакле они показались лучше триумфального первого, и это, возможно, не предел. Как и в недавних (в том числе удостоенных «Золотой маски») работах, балетмейстер с изобретательностью демонстрирует, что преданность петербургской классической школе актуализации языка не тормоз. Частные режиссерские просчеты не способны разрушить крепкую конструкцию. 

Хореография Самодурова с ее богатством нюансов и отчетливой, глубоко «эшелонированной» фразировкой кажется органичнее речи. Юные влюбленные архетипичны, но в то же время это реальные парень и девушка, понятные нынешним ровесникам. Индивидуальные черты и реакции героев не забриолинены балетным каноном. В дуэтах Ромео и Джульетты постановщик и артисты добились удивительного сочетания открытой подростковой чувственности и нежности, неханжеского целомудрия (к слову, логичное и трогательное у главных героев, это целомудрие неуместно и забавно у уличных девок, исполнительницам этих партий явно есть над чем поработать).

Без преувеличения звездную роль исполнил в спектакле Игорь Булыцын. В его искрометном, харизматичном Меркуцио соединились танцовщик-виртуоз и божьей милостью актер с редким чутьем к жанру и стилю, слились площадная стихия комедии дель арте и такая сегодняшняя пацанская бравада. И Тибальда он подначивает скорее от избытка тестостерона, чем из какой-то «книжной» родовой вражды.

Да если и враждуют в екатеринбургском спектакле Монтекки и Капулетти, не в этом глубинная причина трагедии. «Благородные» семейства живут по одним прагматичным законам, спонтанных чувств не подразумевающим. Во все времена.

Вне времени, точнее – из всех времен понемногу нафантазировала костюмы художник Ирэна Белоусова. Балетные репетиционные трико с принтами из эпохи Возрождения, феерически красивые платья дам на балу у Капулетти, корсеты, ветровки, шлейфы, футболки, костюмные гэги (вроде бюстгальтеров поверх платьев у уличных девок). Цвета – от депрессивно серого до гибельно прекрасного осеннее-золотого – создают ощущение неизбежности катастрофы. Поддерживает его и декорация Энтони Макилуэйна. Пьеса «Ромео и Джульетта» впервые была сыграна в лондонском «Глобусе». Сценограф создал на сцене образ шекспировского театра. Но дело не в исторической аллюзии. Окаймляющая на заднем плане сцену трехэтажная галерея окрашена в цвет «красного Ferrari» – цвет страсти и трагедии, а с одного бока ее колонны нависают над героями под угрожающим, «экспрессионистским», наклоном. Любовь уязвима. Счастье недолговечно.

Екатеринбург–Москва