Дарья Курдюкова
Живопись Кранахов требует пристального рассмотрения. Фото автора
Выставка «Кранахи. Между Ренессансом и маньеризмом», объединившая работы знаменитого немецкого художника Лукаса Кранаха Старшего, его сыновей Ганса и Лукаса Кранаха Младшего и их мастерской собрала произведения из Москвы, Петербурга, Нижнего Новгорода, Готы, Будапешта, Берлина, Праги и Мадрида. Но многие вещи здесь из самого Пушкинского музея. В этом смысле у экспозиции есть политический акцент: после Второй мировой из замка Фриденштайн в Готе вывезли около 40 произведений, среди которых были и кранаховские, вошедшие в коллекцию ГМИИ. На время выставки они воссоединились с Кранахами, оставшимися в Готе.
Другой момент, уже из внутренней культурной политики, связан с посещением министром культуры Владимиром Мединским вернисажа. Он пожелал выставке «небывалой посещаемости», за которую всегда так ратует чиновник, считая ее главным показателем успешной работы, и следом от Минкультуры пришло сообщение о расширении в музее гардероба и открытии отдельного входа для зрителей, купивших билеты через музейный сайт. Призрак «очереди на Серова» грезится теперь многим московским выставкам.
На женщин с детьми смотреть приятно всегда, хотя бы поэтому выставка получилась весенней. Тут даже разные вариации: «Венера с амуром» (эрмитажная картина, самая ранняя работа Кранаха Старшего, еще в 1760-х попавшая в Россию и в принципе ранний пример обращения немецкого художника к нагой натуре) и Мадонны с младенцами. Лукас Кранах Старший, не сомневаясь, писал тех и других. Точно так же, к примеру, как будучи другом Лютера (его живописных портретов кисти Кранаха, к сожалению, на выставке нет), он писал, скажем, архиепископа Альбрехта Бранденбургского, в свое время устроившего продажу индульгенций. Старший Кранах немало сделал для немецкого искусства, помимо несакральной чувственности обнаженного женского тела предложив еще и собственный тип красоты – с заостренным овалом лица и характерными миндалевидными глазами, по которым многие теперь Кранаха и узнают. Причем художник писал так и некоторых своих Мадонн (ту же «Мадонну в винограднике», хранящуюся в ГМИИ), и героинь светских портретов (как в знаменитом эрмитажном изображении златокудрой красотки, упакованной в сложносочиненное платье со шнуровкой, в лихой шляпе набекрень). И если в связи с кранаховскими аранжировками ню Кеннет Кларк писал, что живописец был одарен «чувством шика, благодаря которому он мог бы стать святым покровителем всех дизайнеров моды», то относительно кранаховского типажа с миндалевидными глазами Михаил Либман отмечал, что он даже стал популярным в разных регионах Германии второй четверти XVI века. Пусть с натяжкой, но, пожалуй, Кранаха можно назвать Модильяни своего времени, недаром куратор выставки Вадим Садков в интервью телеканалу «Культура» рассказал, что немецкий мастер повлиял на художников XX века, и на Модильяни в том числе.
Живопись Позднего Возрождения и Средневековья можно рассматривать, дивясь красоте раскрывающегося перед глазами, как широкая панорама, мира (одновременно удивляясь, как прелестно-жадно у художников раскрылись на все это глаза), а можно разгадывать не хуже ребуса. На выставке решили пойти первым путем, решительно отсекая трактовку символов, и даже историю некоторых не самых известных святых вроде Доротеи из «Мистического обручения святой Екатерины Александрийской, со святыми Доротеей, Маргаритой и Варварой», по необъяснимой причине сужая программу, заложенную в искусстве Кранахов. Где башня Варвары – не просто часть пейзажа, а корзина с розами Доротеи – не из головы взявшаяся сентиментальная мелочь, а атрибут мученицы. Пантеистические пейзажи у основателя династии стелются себе до горизонта, у сакральных персонажей выписаны каждая ворсинка на платье и каждый волосок на бровях, а в пейзаже – каждая травка, птичка, яблоко и каждая горка, поскольку микро- и макрокосм неделимы. Вместе с тем первый Кранах с удовольствием морализаторствует, берясь за жанровые сценки неравных браков, и физиономии тамошних героев – та же публика, что витально-мордатые люди, окружившие «Христа и грешницу».
Впрочем, художественный талант у Кранаха Старшего отлично уживался с административным. В Виттенберге, где большую часть времени проработал мастер, помимо создания мастерской, штамповавшей работы так, что часто трудно отделить руку Кранаха от сделанного подмастерьями, он стал придворным живописцем, состоятельнейшим горожанином, избирался бургомистром, держал аптеку, типографию, торговал вином – словом, жил полной жизнью и приятие мира отработал в совершенстве. Сыновья по карьерной части от него не отставали, хотя Ганс, рано умерший, так много, как отец, конечно, не успел.
Увы, ознакомительный характер теперешней ретроспективы, 48 картин и 50 графических работ, то, что составлена она преимущественно по коллекции Пушкинского и что здесь нет многих картин из западных музеев (видимо, потому галерея ГМИИ и занята гравюрами, для представительности), никак не удалось завуалировать, например, в посвященном Лукасу Кранаху Младшему разделе. Хотя выставочный релиз сообщает, что мероприятие продолжает цикл мировых проектов, отмечающих 500-летие этого художника, в небольшом зале всего две подписанные им (не совместно с мастерской или его кругом, или последователем) работы. Äà è òî îäíà – èç ìîñêîâñêîãî ÷àñòíîãî ñîáðàíèÿ.
Стало быть, фланируя между Ренессансом и маньеризмом, зрителю остается восхищаться детализацией живописи и эстетикой того, во многом еще скованного каноном и наивного искусства. То есть этика и добродетели – это да, но вместе с тем видно, как художников увлекали фантазии о дьяволе, сфера деятельности которого выглядит чертовски занятно. И в «Аллегории Ветхого и Нового Завета» Кранаха Старшего, от Грехопадения до Распятия и Вознесения Христа, веселее всех выглядят скелет с чудищем, копьем выталкивающие Адама из рая. У чудовища голова быка, птичьи ноги, чешуя и дополнительная разинутая усатая пасть на чреве, в котором чего только нет, включая, кажется, и игральные кости. Так что наивность часто давала очень занятные результаты.
