Можно ли жить втроем

Жена и любовница. Фото c официального сайта Театра.doc

В афишу фестиваля молодой драматургии «Любимовка», где проходят читки свежих пьес, попал и один спектакль. Ветераны новой драмы Михаил Угаров, Максим Курочкин и режиссер Алексей Жиряков представили спектакль Театра.doc «24+ (возрастное ограничение)», продемонстрировав сколь остроумное, столь и серьезное осмысление парадоксов жизни.

Без иронии сегодня никуда. Само название пьесы «24+» – доковская издевка над той цензурой, которая не хочет допустить на сцену матерную речь, голую натуру. И хотя вопрос цензуры не столь однозначен, как бы хотелось противоборствующим сторонам, авторы пьесы гиперболизируют в самом названии свою насмешку, устанавливая несуществующий регламент возрастных ограничений – до 24 лет. Они смеются над запретами, полагая, что такие ранжиры абсурдны. Было бы еще смешнее, если бы театр указал возраст 90+.

Репетицией этого нового спектакля можно считать спектакль «Класс Бенто Бончева», поставленный в ЦДР. Тогда оформился тандем Угарова и Курочкина – первый поставил и даже сыграл стареющего профессора Тирса, а второй написал текст иронично-меланхоличной антиутопии. По сюжету пьесы, в будущем не будет ни любви, ни секса. Каждая женщина может забеременеть от таблетки, купленной в машине-автомате. Ученые обнаружили у индейского племени такой рудимент, как половые отношения. Однако чувственное все-таки врывается в стерильное общество и сближает двоих, хотя он и она не подозревают, что влюбились.

Тогда, пять лет назад, текст Курочкина пронизывала печаль, свойственная этому автору, по поводу того, что человеческие связи лишены подлинности, мир заражен холодной имитацией самых естественных и простых чувств. В новой постановке Театра.doc соавторы и единомышленники Угаров и Курочкин делают другой разворот: мир без секса ужасен, говорили пять лет назад патриархи новой драмы, равно как и мир с сексом не лучше – говорят они сейчас.

В новом тексте, который, как утверждает Михаил Угаров, каждый раз на сцене является поводом для актерских импровизаций, все-таки обозначена сюжетная канва, как, впрочем, и остроумные диалоги. В свойственной доковцам манере актеры не столько держат общение с партнерами на сцене, сколько презентуют роль зрителю. Они излагают не сюжет, а скупо и нейтрально комментируют пережитые состояния свои и своих героев. Словно выпускаются на волю спрятанные мысли. Нет, это не подсознание обрело голос, а одинокий и растерянный человек, который разговаривает вслух с самим собой, самому себе.

Муж подозревает жену в измене – с его монолога начинается спектакль. Ничего от Отелло нет и в помине. На носу у зрителя, в крошечном пространстве сцены молодой парень обращает свой монолог к аудитории, словно делится сокровенным с дружбаном за кружкой пива. Мол, так вот и так. Чего это она красится, когда пилит к подруге. Какая такая подруга, сроду ее не было. Меня не замечает, равнодушно так смотрит и т.п. и т.д. И поначалу непонятно, то ли вправду жена изменяет, то ли пацан зациклился. Вид его растерянный. Не помогает даже сильный ход с выдуманной историей, когда он сообщает супружнице, что переспал с мужиком. Жена, рыжеволосая красавица с голосом сестер Кутеповых, не отреагировала на столь дикое признание.

Зато она нашла выход. Именно она сообщает, что решила жить втроем, ласки распределять поровну, чтобы не дать повода для ревности ни мужу, ни любовнику.

В спектакле жизнь шведской семьи дана в «натуральную величину». Три молодых голых тела забираются под одеяло, комментируя свои переживания. Две девушки аутсайдерши, одна бывшая герл-френд мужа, а другая герл-френд любовника, стоят тут же, правда, одетые, и наблюдают за происходящим. Все у всех на виду. Такая вот эротика для тех, кому 24+. Без ханжества – после Яна Фабра уже трудно шокировать голой натурой в театре. Не уверена, что эта сцена точно решена или точно сыграна, потому что хотели или нет создатели спектакля, но стыдливо вторгается эротика, которая отдаляет от смысла самих же авторов. Маркиз де Сад утверждал, что партнера надо лишить индивидуальности, чтобы пользовать его.

Это неизвестное прежде переживание любви втроем оказывается для каждого новым испытанием, потому что никто из мужчин не может расстаться с инстинктом обладания. Секс оказывается уравненным с деспотией, с обладанием одного другим, с жестким табу, которое так же опасно нарушать, как и не нарушать.

Любовник не выдерживает первым. Пробует вернуться в моногамную жизнь к своей подруге, но не получается. Он садится в поезд без обратного билета. Пару раз в спектакле звучат стихи Пушкина. Сначала ритм пушкинской поэзии понадобится любовнику для равномерного распределения сексуальной энергии, а потом он истово будет читать «Под голубыми небесами» под стук колес поезда, увозящего его неизвестно куда и неизвестно зачем.