Хореограф – не тот, кто ставит "танцульки"

Вячеслав Самодуров ищет нового зрителя, которому интересна не только классика. Фото Елены Леховой

Вячеслав Самодуров, худрук Екатеринбургского театра оперы и балета, работает на Урале уже (или всего) четыре сезона. За это время театр переступил черту балетной оседлости, прочно войдя во всероссийское информационное и событийное поле наряду со столичными театрами. Два раза подряд Самодуров становился лауреатом премии «Золотая маска» как лучший хореограф – за балеты «Вариации Сальери» и «Цветоделика». В следующем году хореограф дебютирует в Большом театре. В интервью Елизавете МИТИНОЙ Вячеслав САМОДУРОВ подводит итоги ушедшего сезона и заглядывает в будущий.

– Вы время от времени в своих интервью выступаете против музеефикации театра, однако сезон театр закрыл премьерой «Лебединого озера», причем одним из самых догматичных вариантов – редакцией Константина Сергеева.

– Я очень люблю классику и вырос, окруженный классической традицией, но не считаю, что это должно быть единственным, чем должен жить театр. Это всего лишь одна, хоть и очень важная составляющая. Театр, особенно музыкальный, – достаточно необычный организм. Это и музей классического наследия XIX и XX веков, и нечто сродни галерее или выставочному залу, где показывают работы в контексте, демонстрируя сочинения сегодняшнего дня, и, конечно, это еще и лаборатория, мастерская, где должны создаваться работы на будущее. Вот такие три направления работы кажутся мне важными. «Лебединое озеро» в редакции Сергеева как раз вписывается в одну из этих линий.

– Кажется, вы для себя вывели формулу идеального репертуара. А что касается системы его презентации публике – видите ли вы преимущества блочной системы перед традиционным репертуарным театром? Возможно ли ее повсеместное внедрение в России и нужно ли это?

– Мне бы очень хотелось, чтобы в России прижилась блочная система проката спектаклей. Есть репертуарный театр, есть блочный, а есть система, объединяющая их обе, по которой, например, работает Ковент-Гарден. Начинается программа А, к ней последовательно добавляются программы В, С и D, а А снимается. Есть элемент разнообразия, но упорядоченного. И качество таких спектаклей всегда выше, чем в традиционном репертуарном театре. У артистов и репетиторов не хватает ни времени, ни сил: если через день исполняется другое название, то у артистов остается всего один день на репетицию. Вникнуть в нюансы, отполировать спектакль при таком подходе очень сложно.

– Будет ли перенесен на кого-то из членов екатеринбургской труппы ваш балет «Занавес», поставленный в прошедшем сезоне на приму Большого театра Марию Александрову?

– Действительно, я ставил его на Марию, и это был крайне интересный процесс. До сих пор вспоминаю об этом с особым трепетом, но, естественно, у любого театрального состава всегда должна быть замена, и вторым составом выступает балерина нашего театра, Алена Шарипова, очень молодая, способная, харизматичная. Она обладает огромным потенциалом, и мне кажется, что это большая честь – идти вслед за Марией.

– Продолжая разговор о Большом театре и его артистах: танцовщики высокого класса наверняка имеют свое видение того, что им предлагает хореограф. В грядущем сезоне вас ждет ваша первая постановка на сцене Большого – балет «Ундина». У вас уже была возможность поработать с артистами. Как вам кажется, сможете ли вы найти общий язык, что вы ждете от этой работы?

– По сотрудничеству с Машей могу сказать – а это было первый раз, когда я работал с кем-то из Большого театра – она очень послушно выполняла то, о чем я ее просил, не отказывалась проходить вещи снова. Она вернется в следующем спектакле, и я ее уже предупредил, что мы будем что-то менять, доводить спектакль до конца. Сейчас я работал с Дарьей Хохловой и Игорем Цвирко, ставил им номер для шоу «Большой балет», которое в новом сезоне выйдет на телеэкраны, – это профессиональные, старательные артисты. В целом я очень жду этой работы. Я выбрал «Ундину», потому что считаю, что эта музыка недооценена. Много балетных партитур, чей потенциал еще не раскрыт.

– Уже несколько лет подряд в Екатеринбурге проходит Dance-платформа – проект для молодых хореографов. Вы можете выделить тенденции в том, что ставят хореографы нового поколения, их приоритеты?

– Молодые хореографы сейчас принимают большую дозу витаминов в виде NDT (Нидерландского театра танца). Само по себе это, безусловно, очень хорошо, но чтобы ставить в стиле NDT, надо все-таки там работать, впитать это с молоком матери. Большинство же людей в нашей стране выросли на базе всем известного классического наследия, причем XIX века, и я замечаю определенный элемент отторжения, нежелания с этим работать. Хотя мне кажется, было бы наиболее логично и продуктивно, если бы люди начали применять именно то, что они знают лучше всего, а не пытаться на себя примерить костюм от иностранного дизайнера. Безусловно, NDT – феномен в мире искусства, но иногда нужно делать выбор более осознанно. Надо смотреть и впитывать, но вряд ли нужно подражать.

– Конкурирует ли Dance-платформа с другими площадками для молодых хореографов, ведь Екатеринбург славится именно contemporary dance?

– Здесь нет никакой конкуренции. У нас есть много плюсов – например, в том, что молодые хореографы работают с артистами профессиональными и артистами высокого класса, привыкшими к освоению новой хореографии, которые быстро учатся, которые освоили большое количество балетов за последние четыре года. Здесь мы можем предложить им все, что может предложить государственный театр. Результаты их работы будут показаны на сцене не как второсортное событие, приедут звезды. Вообще конкуренция была бы очень глупой в этой среде, мы делаем общее дело – работаем над созданием нового поколения творческих людей.

– В минувшем сезоне в российском балетном театре наметилась тенденция приглашать в пару к хореографу режиссера. Насколько это жизнеспособно и необходимо?

– Мне кажется все-таки, что хореограф – это и есть режиссер. Может быть, есть люди, которым такая поддержка нужна. Тем более всегда, когда что-то создаешь, особенно если это сюжетный спектакль, то есть смысл обсуждать это с самым большим количеством людей и проверять свои мысли и идеи. Но вообще хореограф – это сложная профессия, а не просто кто-то ставит «танцульки», а другой человек придумывает, как их расставить. Если бы все было так банально, было бы много хороших спектаклей, созданных в паре режиссер–хореограф. Такие тандемы вполне могут быть успешными, но я их знаю не очень много. Все-таки хореограф – человек, не просто придумывающий движение, а человек, мыслящий посредством действия, посредством пространства и движения в этом пространстве.

–  Если есть потребность в режиссерах, значит, по-прежнему востребованы сюжетные балеты. Как вы считаете, есть ли в будущем и настоящем место таким многоактным сочинениям, как, например, балеты Григоровича или Ноймайера?

– Для меня прямая нарративность неактуальна, по крайней мере на данный момент. И, безусловно, сейчас хочется видеть нечто более скомпрессованное. Это нормально, восприятие времени сильно изменилось. Темпы убыстрились под влиянием Интернета, рекламы. Поэтому мне достаточно сложно смотреть подобные саги. Не значит, что я не могу этого делать, но мне кажется, что сюжет может выражаться как-то иначе.

– В этом сезоне ваш театр не только совершил репертуарные приобретения, но и понес кадровые потери (например, труппу покинул один из ведущих солистов – Андрей Сорокин). Однако это естественный процесс, люди приходят и уходят. Вам, как хореографу, интереснее работать с новыми артистами или теми, кто уже впитал ваш стиль?

– Я не могу однозначно ответить на этот вопрос. Я все-таки не только хореограф, я еще и художественный руководитель и через свою работу общаюсь с труппой. Все меняются – и артисты, и хореографы. Мне нравится работать с теми, кто уже давно в труппе, но также интересно ставить и на новых людей. Конечно, иногда их приходится обучать с азов, но это очень интересно. Я стараюсь в своих работах задействовать максимально возможное количество артистов и все время вовлекать новых в процесс.

– Удалось ли вам воспитать своего зрителя? Люди любят узнавать, а не познавать. Иными словами, проверенная классика всегда пользуется успехом в отличие от новых работ.

– Еще Баланчин говорил, что проблему кассы можно решить очень просто – надо на афишах писать, что каждый день идет «Лебединое озеро», а показывать все, что угодно. Люди любят «Лебединое озеро», и в этом нет ничего плохого. Наша задача была не в том, чтобы переубедить зрителя, а в том, чтобы привести зрителя нового, которому будет интересна не только классика. Мы провели очень большую работу, чтобы нас перестали воспринимать как консервативный, замшелый, скучный театр, а стали видеть молодыми, прогрессивными, постоянно меняющимися и удивляющими публику. От нас всегда ожидают чего-то нового. Не могу не заметить, что, несмотря на то что «Лебединое» принималось публикой очень хорошо, на премьерах наших новых спектаклей зрители просто сходили с ума.

Всегда есть те, кто радостно воспринимает что-то новое, а есть те, кто верен традициям. Есть те, кто постепенно перемещается из одного лагеря в другой. Именно за счет нового вокруг театра начинается интеллектуальная жизнь. Мы гордимся постановкой «Лебединого», это красивое и нужное событие, но новую дверь оно для нас не открывает.

– А что же открывает? Что вы планируете на новый сезон?

– Планов много, поверьте. Как минимум зрителей ждут две балетные премьеры: «Золушка» в постановке Надежды Малыгиной и новая редакция моей постановки балета «Ромео и Джульетта».