![]() |
Фото официального сайта артиста |
Лев Константинович Дуров умер в ночь на четверг в московской Первой Градской больнице, куда попал в начале августа в тяжелом состоянии. Он пережил несколько инсультов и каждый раз как-то талантливо обманывал болезни и саму смерть, не только выкарабкивался, но и - вероятно, для него это и было самым главным - возвращался на сцену, снова появлялся на телеэкране. И продолжал играть в театре, и играл, и ставил новые спектакли. Выходил на сцену в роли Просперо в шекспировской "Буре", в роли старика Раппопорта в американской пьесе про "бессмысленных" пенсионеров. В этом самом Раппопорте играл отчасти самого себя - такого же заводилу, который не в силах жить скучно и никогда не станет так жить, вопреки обстоятельствам, презирая старость и слабость.
Вообще он любил играть. Его фильмография занимает несколько страниц, за свою долгую жизнь в искусстве - а начал он сниматься в 1954 году! - он сыграл в кино больше 200 ролей. Он был невероятным патриотом Театра на Малой Бронной, куда пришел вместе со своим учителем Анатолием Эфросом в 1967 году, но никогда не отказывался от интересных предложений "на стороне" и несколько лучших своих ролей сыграл в других театрах. В "Школе современной пьесы" в спектакле Бориса Морозова "Миссис Лев" он вышел в роли Толстого и это был одновременно и смешной, даже комический старик, но одновременно - и мудрый старец, эту сложность характера Дурову удалось воплотить. А в Новом драматическом театре, когда туда только-только пришел Вячеслав Долгачев Дуров сыграл главную роль в пьесе Александра Гельмана "Профессионалы победы" - о буднях российских политтехнологов, о гении своего дела - сыграл этакого Березовского, в сложности этого характера, актер сумел дать объем.
Дуров - из той самой семьи цирковых артистов, удовольствием было наблюдать его встречи и короткие обмены репликами с его то ли троюродной, то ли даже четвероюродной сестрой Натальей Дуровой, которая возглавляла знаменитый "Уголок Дурова", - в их диалогах возникала какая-то старинная традиция непростых и одновременно аристократичных актерских отношений, где торжествовала всегда игра, артистизм. Вообще Дуров, такое впечатление, чувствовал свою ответственность за свою актерскую профессию. Вот в каком смысле: оказываясь среди людей, неважно - других актеров или людей, к театру, к кино не имеющих отношение - он мгновенно начинал рассказывать какую-нибудь актерскую историю, быль из собственной жизни или из жизни кого-то из своих знакомых, чаще - из своей, и спустя мгновение все окружающие уже покатывались со смеху, поскольку Дуров обладал редким чувством самоиронии. Кто хотя бы однажды оказывался с ним в одной машине, навсегда запомнит манеру его вождения - безудержную, гоночную, не признающую ни ограничений скорости, ни, казалось, каких других автомобильно-дорожных правил. При этом ездил он по преимуществу без аварий, тоже - талант.
Он был, казалось, рожден, чтобы воплотить в театре и в кино тех самых маленьких людей, которых так высоко вознесла великая русская литература. Он сыграл и героев Гоголя, и Достоевского, причем и капитана Снегирева в спектакле "Брат Алеша", и Фому Опискина - в телефильме. Обладая особым актерским обаянием и темпераментом, он умел показать и сложность отрицательного характера, - как, например, в одной из лучших серий "Семнадцати мгновений весны", где Дуров играет агента Клауса, так и положительный русский характер, - как это удалось Дурову в роли, которую он всего лишь озвучил - в мультфильме про Простоквашино, где актер говорит за беспородную собаку Шарика.
С великим режиссером Анатолием Васильевичем Эфросом Дуров познакомился, когда после Школы-студии МХАТ пришел в труппу Центрального Детского театра. Для Эфроса он стал одним из главных артистов и режиссер неизменно забирал его с собой - и в "Ленком", и потом - в Театр на Малой Бронной. В конце жизни режиссера их пути разошлись и на сей счет имеются разные трактовки, но, зная Дурова, его одновременно очень эмоциональную натуру и одновременно прямой - насколько это вообще возможно в актерской и театральной профессии - характер, думается, это было расхождение открытое, без задней мысли. Тем более, что Дуров никогда не рвался к власти: уже будучи очередным режиссером, он на какое-то время стал главным на Бронной, но тут же освободил это кресло, как только появился тот, кого он посчитал более достойным этой руководящей должности.