Петр, Алексей и другие лица

Из истории императора Петра I. Фото со страницы театра в социальной сети «ВКонтакте»

Внимание театра и кино к эпохе правления Петра Первого не ослабевает в последние десятилетия. В 1990-е и начале 2000-х вызвали немалый зрительский интерес сценические интерпретации «Детоубийцы» Фридриха Горенштейна на подмостках крупных российских театров, несколько лет назад широкий резонанс имел телефильм Владимира Бортко «Петр Первый. Завещание». В уходящем сезоне версию драматических событий петровского времени показал театр «Пушкинская школа»: здесь прошла премьера спектакля «Странный монарх («А.С. Пушкин. История Петра»)».

Фирменным знаком режиссера Владимира Рецептера, художественного руководителя театра, стали спектакли-исследования по произведениям Пушкина, в том числе по невоплощенным его замыслам. В этом жанре поставлены «Хроника времен Бориса Годунова», «Фауст и другие». Ту же традицию продолжает и «Странный монарх». Драматические сцены в стихах, написанные Рецептером на основе развернутого плана пушкинской «Истории Петра», сопровождаются в композиции спектакля заметками и комментариями Пушкина и самого автора пьесы. У спектакля давняя предыстория. Впервые пьеса «Монарх (Петр и Алексей)» прозвучала на радио в 1988 году в исполнении автора и в режиссуре Розы Сироты, затем в 2003-м моноспектакль Рецептера «Монарх» вышел в руководимом им Пушкинском центре. Сегодняшний спектакль – многофигурная композиция, в которой заняты артисты «Пушкинской школы» и в массовых сценах – студенты Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Играют, как обычно, в одной из зал Дома Кочневой на Фонтанке, по сути, в комнатном интерьере. Сценография и костюмы Елены Жуковой минималистичны и вполне условны, пространственный образ возникает благодаря световой партитуре Юрия Капелюша (живое пламя свечей, тени на стенах). Высокую тональность поддерживает музыкальное оформление Сергея Патраманского. Но и собственно драматическая партитура спектакля по глубине разработки сравнима с партитурой музыкальной.

Авторская мысль режиссера следует за мыслью Пушкина. Эта двойная оптика воплощена не только в репликах и монологах Лица от театра (Григорий Печкысев в этом амплуа – тот редкий случай, когда заразителен именно интеллект), но и в способе игры остальных актеров, которые «выходят из хора» каждый в своей, некоторые не в одной, роли, подхватывая друг от друга авторскую интонацию. Увлеченность мыслью  одновременно исследовательского и поэтического свойства захватывает, как и сама история (звенящая тишина в зале в ключевых сценах – тому свидетельство). Играют к тому же прекрасные  артисты – «Пушкинская школа», совсем недавно казавшаяся молодой труппой, за последние пару сезонов на наших глазах стала театром зрелых мастеров.

В главной роли – Павел Хазов, артист широкого жанрового диапазона: от сильной драматической доминанты в роли Пугачева («История пугачевского бунта») до великолепного комедийного крещендо в роли троекуровского соседа-помещика, безопасности ради заночевавшего в одной комнате с Дефоржем-Дубровским («А.С. Пушкин. Дубровский»). Крупный артист. И Петр в его исполнении – тоже крупный. С первых минут, в узнаваемом гриме, он кажется хрестоматийным – но нет, у Хазова в роли сегодняшний «нерв». «Птенцы гнезда Петрова», природными талантами тоже не обделенные, только приноравливаются к монаршей воле. Толстой (Денис Волков) презрительно умен и циничен. Шафиров (Павел Сергиенко) смекалист, но осмотрительно лебезит. Меншиков (Никандр Кирьянов), лукавый жизнелюбец и вор, в том и другом качестве не мелкий, способен лишь оторопело умолкнуть, когда в ответ на припасенную им хорошую (!) новость о смерти Карла ХII вместо ожидаемой от него радости Петр впадает в глубокое раздумье о жизни и смерти. «Будьте вы людьми!» – услышать это Петрово воззвание здесь не готов никто (как умно, точно ведут эту тему актеры, уверенными сочными мазками схватывая саму суть характеров, не увлекаясь колоритным портретированием).

Да готов ли сам Петр? Кто он в перспективе незавершенного пушкинского замысла – «мощный властелин судьбы» или ее подчиненный? Рецептер-аналитик устами Лица от театра готов предположить последнее. Но Рецептер-режиссер не торопится эту гипотезу подтвердить. Художественная интуиция далеко уводит его и его актеров от мысли о монаршей судьбе как предопределении. В спектакле возникает трагическая ошибка героя, упорство, страдание, искупление – словом, все согласно азбуке трагедии по Аристотелю, а точнее, по Пушкину, то есть с существенной поправкой на христианское миросозерцание, в котором действуют не человек и рок, а человек и Бог, и, значит, в «страхе и сострадании» присутствует надежда на спасение. Именно это здесь и играют. Денис Французов, за которым в труппе «Пушкинской школы» закрепилось амплуа поэта, блаженного (блоковский Гаэтан в спектакле «Роза и крест», юродивый Николка в «Хронике времен Бориса Годунова») в лирической партии царевича Алексея ведет и сильную драматическую тему: здесь и бунт царского сына, лишенного законных прав, и покаянная молитва, и высокий голос человека, взывающего к милости Бога и царя-отца. Уходя от царевича, Петр едва успевает, выдернув из рукава платок, всем лицом зарыться в него, задушив едва не прорвавшееся рыдание, – не неврастеник, не истеричка, человек мощного дара, но как раз этот дар «быть человеком» герой Хазова и подавляет в себе. Этому драматическому аккорду будет в спектакле рифма – в реакции безымянного горожанина (Денис Волков), потрясенного участью царевича, но остро сочувствующего и царю Петру. Сцены двух горожан (в роли второго – Владислав Пулин), обсуждающих события в государстве Российском, рефреном проходят через спектакль, и у Волкова, который здесь еще и режиссер-ассистент, в партитуре этой небольшой роли сильнее, чем у других, чувствуется авторский голос и дистанция взгляда.

Драматической силой и остротой сегодняшнего осмысления одной из самых трудных страниц русской истории этот камерный, по сути, спектакль крупных планов – в ряду других, более масштабных сценических воплощений той же темы – может занять свое достойное место.

Санкт-Петербург