Марина Гайкович
Конкиста захватывает пространство ацтеков.
Фото Monika Rittershaus/Salzburger Festspiele
Премьерой оперы Вольфганга Рима «Завоевание Мексики» открылся в этом году Зальцбургский фестиваль. Симфонический оркестр австрийского радио, дирижер Инго Метцмахер, сопрано Ангела Деноке и баритон Бо Сковхус проделали грандиозную работу, подарив слушателям два с лишним часа фантастических звуковых ощущений.
Немецкий композитор Вольфганг Рим (род. 1952) подтверждает реноме одного из самых, если не самого популярного композитора Европы: пожалуй, никто из ныне живущих не может похвастаться активным присутствием на Зальцбургском фестивале. Рим же, практически по законам социализма, появляется здесь раз в пятилетку. В 2010 году по заказу фестиваля он написал оперу «Дионис», сейчас же фестиваль открылся новой постановкой его оперы (или, точнее, музыкального театра, как определяет жанр сам автор) «Завоевание Мексики».
«Завоевание Мексики» было написано для Гамбургской оперы, мировая премьера прошла в 1992 году под управлением дирижера Инго Метцмахера, он же стал музыкальным руководителем и зальцбургской постановки. За 23 года эта опера (будем называть ее так) была поставлена как минимум четыре раза: в Гамбурге, Мюнстере (2006), Мадриде (2014). Это – по нынешним временам, когда большая часть новых музыкально-театральных сочинений ограничиваются первой и единственной постановкой, – невероятный успех (а ранняя опера Рима «Якоб Ленц» насчитывает десяток, а то и больше, постановок). «Der Apokalyptiker der juengeren Neudeutschen» («провидцем молодых новых немцев») назвала тогда Рима авторитетная Frankfurter Allgemeine Zeitung.
Опера эта была написана по мотивам творчества Антонена Арто – французского теоретика и практика театра, изобретателя так называемого театра жестокости. Точнее – по мотивам эскиза первого спектакля в новом жанре, коим и должно было стать «Завоевание Мексики». Замысел не был осуществлен, как не была и реализована концепция самого театра жестокости, оставшаяся преимущественно на бумаге. Сам Арто, человек сколь неординарный, столь и болезненный (одно практически неизбежно влечет за собой другое), провел остаток жизни в больнице для душевнобольных. Перед тем, правда, успел совершить путешествие в Мексику и поучаствовать в обрядах местного индейского племени, где, разумеется, применялись наркотики, вводившие в транс. Впечатления от этого опыта Арто отразил в серии публикаций, одной из которых стало эссе «Тутугури» («Черный ритуал, созданный прославить солнце…»). Увлеченный примерно теми же экспериментами (музыкальная ткань, способная передать состояние транса), Рим пишет одноименное сочинение для танцевального театра. Через 10 лет возвращается к идеям Арто и создает «Завоевание Мексики», затем – снова: в конце 90-х появилась инспирированная эссе «Театр Серафима» партитура для музыкального театра.
Первый след этой статьи заметен уже в «Завоевании Мексики»: триада мужское-женское-среднее (в некоторых источниках – андрогинное) прослаивает довольно скупой текст оперы.
Рим опирался не столько на вербальное – сколько на чувственное, оперируя, по его собственному определению, «звуковыми скульптурами». Вслед за Арто он пытается «определить и гармонизировать силовые линии, сосредоточить их в одном центре и извлечь из них мелодии, полные предчувствий» (это уже цитата из Арто). Несколько смысловых слоев: персональный (Кортес и Монтесума), исторический (колонизация), этический (разрушительное вмешательство одной культуры в другую) – выражены в потрясающей по силе воздействия партитуре. «Завоевание пространства» – так называет Инго Метцмахер свою вступительную статью к постановке. Так и есть: публика – буквально – оказывается внутри звуковой капсулы, и ощущение, когда тебя окутывает звук, а порой и проходит сквозь тебя, словами не передать. Расположение музыкантов в пространстве продумано до мельчайших деталей: только в оркестровой яме создается несколько подиумов, в правой, левой и центральной ложах располагаются музыканты, причем некоторые из них сидят спиной к публике.
Утонченную, изысканную «женскую» сферу ацтеков (партию Монтесумы исполняет сопрано и два женских голоса в оркестре) взрывает брутальная «мужская» стихия испанцев. Идеальный цельный мир варварски разрушается – трагедию обеих цивилизаций (покорителей и покоренных) пытается передать Рим, но не только: пытается он вывести сюжет в философскую плоскость, обращаясь к стихотворению мексиканского поэта и нобелевского лауреата Октавио Паса «Корень человека», содержание которого сводится примерно к тристановской двоице «любовь и смерть». «Неисчерпаемая любовь, излучающая смерть», – дуэтом Кортеса и Монтесумы, где один оплакивает душу другого, заканчивается опера.
Эта линия как раз и стала отправной точкой для режиссера Петера Конвичного. Его спектакль – об отношениях мужчины и женщины, решение неожиданное и для этой партитуры довольно упрощенное. На кладбище старых автомобилей – кладбище мужского тщеславия – стоит уютная квартирка Монтесумы как воплощение женских амбиций (художник Йоханнес Лайакер – соавтор Конвичного в спектакле «Летучий голландец», что шел в Большом театре). Она прислушивается к шагам за дверью, он нервно курит перед свиданием. Они ни разу не обнимутся, не почувствуют желания друг друга. Он будет груб, она его прогонит и поплачется подружкам, он будет бить и насиловать ее – она забеременеет. Мужчина ездит на красном кабриолете и пьет пиво – женщина щеголяет красивым телом (здесь подключаются статистки, украшенные золотым напылением). Она родит гаджеты (!), в которые он будет упоительно играть. И тогда она захочет выйти за него замуж, наденет платье и фату, но он так и будет осваивать новую «стрелялку». Бил – терпела, перестал уделять внимание – ушла, оставив силиконовую куклу в свадебном наряде. Он, прозрев, покончил жизнь самоубийством. Луч света фокусируется на картине Фриды Кало «Раненый олень», что украшает квартиру Монтесумы. Раненый олень с женской головой загнан в ловушку, и лишь кусочек голубого неба над головой напоминает ему о том, что есть идеальный мир – но вот сможет ли он до него добраться?..
Зальцбург–Москва
