Гриша Брускин показал Венеции советское будущее

Пионеры-герои. Фото автора

Первые в Венеции выставки Гриши Брускина – «Алефбет: Алфавит памяти» и вошедшая в параллельную программу 56-й Венецианской биеннале «Коллекция археолога» – открылись соответственно в Фонде Кверини Стампалья и в бывшей церкви Санта Катерина. Поддерживает экспозицию Центр изучения культуры России (CSAR), который был основан университетом Ка Фоскари и Дирекцией международных программ при содействии российских Минкульта и Министерства иностранных дел. Курируют оба проекта Джузеппе Барьбери из Ка Фоскари и директор CSAR Сильвия Бурини. Брускин связал археологию с «Капиталом» Маркса, алфавит превратил в энциклопедию, а музею Кверини Стампалья подарил фарфоровую скульптуру "Меланхолический воин-андрогин" из серии «Время Ч», за которую в 2012-м получил Премию Кандинского. И выразил надежду, что эта работа может появиться в кабинете старинного фарфора в музейной экспозиции.

Гриша Брускин – почти как энтомолог. В том смысле, что свои объекты он аранжирует в коллекции и уже в таком виде препарирует, превращая коллекции в комментарии то на тему советского, то на тему иудейского, магистральных для художника сюжетов. Комментарии, вяжущие все новые звенья в ассоциативной цепочке, в итоге походят больше на энциклопедии, обрастающие и иронией, и гиперссылками. Но все остается открытой для новых интерпретаций книгой – таково правило художественной игры Брускина.

Скульптурную «Коллекцию археолога», выросшую из знаменитой картины Брускина «Фундаментальный лексикон», в Москве показывал фонд Шалвы Бреуса в бывшем кинотеатре «Ударник». Получилось эффектно: на месте прежнего кинозала «распласталось» немое кино, раскоп с советскими архетипами вроде звезд–мавзолеев–пионеров (уже не гипсовых парковых статуй, а в прямом смысле забронзовевших символов). То, что, по мысли художника, могли бы найти археологи будущего, и то, по чему они могли бы судить об имперской мифологии и идеологии России. В Венеции этот проект, получивший прописку в церкви Санта Катерина, инсталлирован еще красноречивее. В религиозном пространстве красноармеец, пионерка с огромной бабочкой на лбу (и тут эта бабочка отправляет еще и к размышлениям о средневековых скульптурах с их непременными атрибутами, по которым определялся персонаж или аллегория, у Брускина – счастливое детство), маршал и заключенный, юный натуралист и невеста, орденские звезды и автомат Калашникова, потертые, с отбитыми частями (бронзовых героев он сперва создал, потом частично разрушил, а затем закопал на три года в городе Пистоя, чтобы проявилась патина времени),  вольно или невольно показывают останки советской мифологии как род религии. Иконография советского мира, его лексикон оказались бок о бок с сакральностью собора, и статуи в раскопах напоминают надгробия, которые так часто встречаются в полах здешних церквей. К тому же на месте алтаря медитативно крутится слайд-шоу с этими самыми советскими героями. А с противоположной, западной, стороны, где когда-то изображали Страшный суд, теперь проецируют на экран обложки «Капитала» на разных языках (то, чего не было в московском «Ударнике»).

«Капитал» как религия, «Капитал» как советская античность? Дело художника, как известно, вопросы задавать. Как по-своему, если говорить об империи и вспомнить разные московские проекты, задавал их концептуалист Андрей Филиппов на выставке «Департамент орлов», так и эдак сталкивая имперские символы. Что до «Капитала», отсылки к нему адресуют одновременно и к основному биеннальному проекту, названному куратором Окуи Энвезором All the World's Futures (тему можно перевести как «Все судьбы мира» или «Все будущее мира», при этом имея в виду игру омонимов, поскольку в английском futures еще и «фьючерс» – «срочный контракт»). Там монументальный труд читают–обсуждают, а чуть пригламуренное новехонькое издание даже лежит на полках биеннального книжного. Гриша Брускин в «Коллекции археолога», не возвращаясь к большому стилю, оставляет комментарий на полях имперской эпохи. У специалиста по средневековой иконографии Эрвина Панофского была книга Idea о том, что это было за понятие в разные эпохи, по аналогии и сейчас можно сказать об идее советской античности. Эта «братская могила» – такой театр памяти. Главное, однако, в этот раскоп не навернуться, поскольку тьма здесь кромешная, зато после необычной даже для Италии жары внутри прохладно, и вдруг вспоминаешь микеланджеловское «Молчи, прошу, не смей меня будить./ О, в этот век преступный и постыдный/ Не жить, не чувствовать – удел завидный.../ Отрадно спать, отрадней камнем быть». И выставка движется от истоков, «Капитала», к руинам. Впрочем, античность имела свойство возрождаться. Учитывая сегодняшний климат в России, выставка и об этом тоже.

«Лексикон, коллекция, алфавит» – слова Брускина о другой выставке, «Алефбет: Алфавит памяти», которая проходит в Фонде Кверини Стампалья и не привязана к биеннале. Зато тут еще одна коллекция, другой лексикон. «Алефбет» видели в Москве, Париже и Амстердаме. В Венеции получился самый полный извод: тут кроме самих шпалер (их в свое время день за днем ткали в комнате московской мастерской художника) и подготовительные наброски и картины, создававшиеся с конца 1980-х, и сделанная только что мультимедийная интерактивная инсталляция. Иудаизм – учение Книги, Гриша Брускин решил найти многочисленным символам и образам изобразительный эквивалент, подчеркивая, что это именно художественная затея. Получилась хитросплетенная азбука, где разноцветные поля гобеленов, испещренные буквами, разными персонажами и атрибутами от благословляющих народ рук Бога до человека с 12 лицами, означающими и месяцы, и знаки зодиака, и плоды Древа жизни, и 12 сыновей Иакова, из изобразительных комментариев художника они превращаются в энциклопедию, в круг жизни, смерти, истории и творения – и в плане художественного процесса тоже. Потому, стоит дотронуться до символов Алефбета, воспроизведенных в мультимедийной инсталляции, как гиперссылка-видЕние развернется картина и с босховскими фантазиями, и с маньеристическими и барочными образами из другой большой книги истории искусства. «Алфавит памяти» – это и творение как акт воспоминания, и алхимический процесс создания. И то, что Ахматова звала «тайнами ремесла».

«Коллекция…», «Алефбет…» разворачиваются, как длинный свиток, как энциклопедия памяти, как две дороги критических, медитативных, ироничных рассуждений, обусловленные еще и тем, что как художник Гриша Брускин формировался в советское время. Визуализация мыслей о мифологичности в разных обстоятельствах места и времени. Место и время – то, о чем много думаешь под шуршание венецианской, если взять словцо Бродского, «водички».

Венеция–Москва