Марина Гайкович
Фото Reuters
Большой театр на прошлой неделе объявил о планах на юбилейный, 240-й сезон. Оперные планы довольно интенсивные – пять или, с учетом детского спектакля «Байки о лисе, утенке и Балде», даже шесть премьер: 175-летию Чайковского посвятят проект «Щелкунчик» и «Иоланта» (Владимир Федосеев в тандеме с Сергеем Женовачом), «Катерину Измайлову» Шостаковича поставят Туган Сохиев и Римас Туминас, Тимофей Кулябин работает над оперой Доницетти «Дон Паскуале», впервые за много лет на сцене Большого появится опера Генделя («Роделинда») – копродукция с Английской национальной оперой, а завершит сезон оратория Берлиоза «Осуждение Фауста» в сценической версии Петера Штайна. В балетных планах – перенос на историческую сцену «Дон Кихота», вечер современной хореографии, который объединит спектакли Иржи Килиана, Ханса ван Манена, Пола Лайтфута и Соль Леон. Лауреат последних двух сезонов «Золотой маски» Вячеслав Самодуров представит балет «Ундина» на музыку Ханса Вернера Хенце. Впервые Большой театр примет фестиваль современного танца DanceInversion. О принципах в формировании оперного репертуара корреспондент «НГ» Марина ГАЙКОВИЧ поговорила с начальником отдела перспективного планирования Большого театра Ириной ЧЕРНОМУРОВОЙ.
– Ирина Александровна, ваш отдел – непосредственный участник формирования афиши и даже шире – политики театра. Какими принципами вы руководствуетесь при составлении оперного сезона?
– Коллективным разговором прежде всего, где участвуют, разумеется, директор, музыкальный руководитель. Сначала выстраиваем музыкальную концепцию, здесь прежде всего учитываются планы маэстро Сохиева. Мы обсуждаем, кого мы хотим здесь видеть, на кого делаем ставку – на дирижера ли, на режиссера. И уже потом выбираются названия.
Каждый сезон должен быть некоторым спектром, целостной музыкальной картиной. И если в наступающем сезоне мы представляем барокко, оперу «Роделинду» Генделя, то в следующем будет «Билли Бадд» Бриттена. Обязательно должна быть музыка XX века – отечественная или нет, это уже вопрос к обсуждению. Главное, все должно быть сбалансировано, чтобы не получался сезон одного Пуччини, одного Верди или одного Чайковского.
– Какова доля русской музыки в формировании сезона Большого театра?
– Любой театр, даже чисто теоретически, старается создать движение из сезона в сезон. И если вы возьмете афиши немецких театров, то они без немецкой оперы ни один из сезонов не проводят, без своей классики. Естественно, Большой театр обсуждает русский репертуар, стараясь выбрать то название, которое сегодня будет актуально. Так в конце концов мы пришли к «Катерине Измайловой», здесь сходились все интересы, и конечно, для маэстро это было очень важно. Что касается русской оперы XIX века, то этот период мы тоже принимаем во внимание. Но не забывайте, что мы ведем отсчет от того, как давно оперы того или иного композитора были в афише. «Русланом и Людмилой» Глинки открывалась историческая сцена, «Князь Игорь» Бородина поставлен, вернулась на сцену «Царская невеста» Римского-Корсакова. Сформировать сезон очень сложно, это даже не как сложить кубик Рубика. Повторюсь, что наша логика – как мы течем из одного сезона в другой: что исполнялось, как исполнялось. У музыкального руководителя театра свои мечты, так совсем неожиданные названия появляются в афише. «Осуждение Фауста» Берлиоза – его инициатива, он очень хотел, чтобы на сцене Большого шло это сочинение. А дальше мы уже подключаемся к тому, кто из режиссеров это может сделать на достойном уровне.
– Оперу «Дон Паскуале» поставит Тимофей Кулябин, не возникало ли при выборе дирижера этого спектакля имени Айнарса Рубикиса? Не входит ли этот дирижер в круг рассмотрения для проектов Большого?
– Мы обсуждали с Тимофеем участие Айнарса в спектакле, но пришли к выводу, что скорее всего это не его сфера. А в круг обсуждения, безусловно, этот дирижер входит, более того – уже вошел, смотрите афишу и покупайте билеты, они уже в продаже (Айнарс Рубикис в сентябре дирижирует «Борисом Годуновым». – «НГ»).
Наша позиция – рассматривать все, что талантливо и интересно. За Рубикисом, в частности, мы наблюдали и до постановки «Тангейзера». Также мы наблюдаем и за работой наших коллег в других театрах, смотрим, что появляется интересного в концертных залах, отмечаем для себя наиболее удачные проекты или выступления того или иного артиста. И каждый раз мы пытаемся в той или иной комбинации втащить все самое лучшее в работу Большого театра.
– Как вы относитесь к копродукции?
– Диалектически отношусь. На появление такой формы работы повлияла экономическая ситуация в Европе, и вот это не нравится. Сразу возникает вопрос, кто кому что продает, у кого пальма первенства и т.д. Так же, как в политике, предположим: Европа не хочет включать Россию в свои размышления, она хочет только сбывать сюда товары. Моя позиция такова: либо мы равные участники процесса, либо неравные и не сотрудничаем. А предложений очень много, Россия как завидная невеста, мы можем перебирать женихов. Но если с другой стороны посмотреть, то в копродукции появляется возможность посотрудничать с людьми, которые могут что-то привнести в творческий процесс. К тому же это меняет отношение к России. Я проходила этот путь, когда зарубежные партнеры просто боялись сотрудничества (Россия – медведи и прочие подобные клише), а потом оказалось, что здесь интереснее, здесь лучше, здесь здорово, и спектакль выглядит по-другому, и вообще жизнь продолжается. В этом смысле я копродукцию поддерживаю, потому что это очень хороший обмен энергетикой, это действительно культурный обмен, глубокий, взаимный, и с этой точки зрения они полезны. Увлекаться ими, зависеть от такого сотрудничества, пока экономически мы можем быть независимы, не стоит. Именно поэтому, мне кажется, Большой театр правильно выбирает партнеров для копродукции: «Билли Бадд» – это Английская национальная опера, театр, который работает замечательно с английской драматургией, в этом спектакле приглашенные артисты будут петь. Эта работа выбрана для опыта нашего хора и оркестра.
Вообще любая премьера как рассматривается? Что мы хотим сказать зрителям, о чем они скучают, что они хотели бы услышать. Но, с другой стороны, каждое название продиктовано внутренней творческой жизнью и тренингом: с кем коллективу работать, с какой музыкой работать, для того чтобы развиваться. Не по принципу популярности, но по принципу серьезной творческой работы внутри театра.
Часто нас спрашивают про больших певцов, но бывают еще большие стили. Считается, что иностранные певцы русскую музыку не поют, как мы. А сейчас выясняется, что мы и итальянскую музыку поем лучше всех! Судя по кастингам. Я приезжаю в Ла Скала, а премьеру поет Сергей Антоненко… Русская вокальная школа все испытания преодолела за последние годы, научилась владеть разными стилями и даже учить этому.
Так что я считаю, что ни к какой форме работы не надо относиться как к абсолютной. Лучше все время меняться.
– В театре есть установка на все российское?
– Есть установка восстановить понятие русской оперной труппы, потому что театру, который работает в смешанной системе – не stagione, но еще и репертуарного театра, – необходима своя хорошая труппа, иначе мы не управимся со всем своим репертуаром. Потом, а что такое российское? В молодежной программе Большого стажируются певцы из Украины, Молдовы, Белоруссии, так что наша задача – восстановить хорошую труппу, которая хорошо поет на русском. А вторая задача – Большой театр должен помочь формированию, появлению и позиционированию молодых режиссеров, художников, артистов. Мы не должны вязнуть в своих собственных легендах и в этом смысле абсолютно доверять Западу.
