Марина Гайкович
Играет Андрей Гугнин.
Фото с официального сайта конкурса
Первый день конкурсных прослушиваний пианистов не разочаровал, но и вопросы оставил. Выступали – согласно жребию – россияне и европейцы, продемонстрировав грамотный, профессиональный и ровный пианизм без особых открытий.
Программа первого тура Конкурса им. Чайковского традиционно представляет собой типовой экзамен – будь то музыкальная школа, училище или консерватория: полифония, крупная форма, этюд (здесь – три) и пьеса. С одной стороны, привычно, с другой – крайне и крайне сложно, особенно когда ты уже сформировавшийся музыкант, со своими пристрастиями в репертуаре. Но свои пристрастия – на втором туре, здесь можно составить программу согласно своим вкусам, в первом – надо продемонстрировать универсальное умение и вместе с тем – проявить себя.
Что общего у всех участников? Создается впечатление, что никто из них не жалует полифонию, времена активного увлечения историческим исполнительством, когда каждый второй пытался порвать с консервативными нормами учебного заведения (ибо в училищах и консерваториях допускалась только одна манера, без «выкрутасов»), прошлым, искал «своего» Баха, свое искусство фуги, прошли. Прелюдии и фуги из ХТК играют – за редким исключением – качественно и скучно. В остальном же – пианисты демонстрируют и отличную технику, и отличную выдержку (ни единого срыва или даже намека на него), и владение стилем, и приличный звук. Но вот ощущения от их игры все равно остаются ученические, как на пресловутом экзамене. Они все отличники, безусловно. Но слушателю мало пятерочников, ему хочется услышать Музыканта, как бы банально это ни звучало, хочется прочувствовать личность. Хочется услышать того, на чей сольный концерт захочется пойти вне зависимости от того, станет участник лауреатом или нет. Отчасти поэтому и на подходе был скандал вокруг того, что Александра Лубянцева не допустили до первого тура соревнований (к счастью, не разгорелся) – пианист он неровный, это известно, но слушать его любопытно, он нетривиально мыслит, но при этом остается верен композитору.
На дневных прослушиваниях обозревателя «НГ» интересовали два имени – Юрий Фаворин и Андрей Гугнин, оба – выпускники Московской консерватории с отличными рекомендациями и солидным послужным списком: один – лауреат Конкурса королевы Елизаветы в Брюсселе, другой – бетховенского в Вене. Фаворин скорее разочаровал: не совсем верно, кажется, была составлена программа. Юрий – пианист, который мыслит крупными пластами, двигает тектонические глыбы, и, в частности, листовская «Метель», порывистая, на широком дыхании (о виртуозности речи нет – это само собой разумеется) тому подтверждение, говорят, и оперный парафраз на предварительных прослушиваниях им был исполнен пафосно, с театральным апломбом. А Одиннадцатая соната Бетховена выглядела бледно (наверное, стоило взять что-то из поздних сонат, особенно учитывая, что пианист слывет интеллектуалом), даже не говоря уже о ля-минорной прелюдии и фуге из второго тома ХТК, заунывность прелюдии даже как-то стыдно в рамках Конкурса им. Чайковского звучала. Остается надеяться, что пианиста пропустят во второй тур, и здесь он, наконец, проявит мощь и интеллектуальную, и музыкантскую.
Следующий за Фавориным Сергей Редькин из Санкт-Петербурга, пожалуй, стал приятным открытием дня: пианист с хорошим слухом, чуткий, внимательный к деталям. Вот ему-то и сыграть бы Одиннадцатую Бетховена, а не Тридцатую, требующую элементарно большего опыта. Забавно он в финале «Танцевальной сцены» («Приглашение на трепак») Чайковского свесил голову набок – устал танцор! – но бойко совершил завершающий «прыжок»-аккорд.
А вот действительно произвел впечатление Андрей Гугнин. Во-первых, самой программой – по-настоящему конкурсной, мужской, с вызовом (Аппассионата и «Блуждающие огни»). Во-вторых, ее исполнением: уверенным, точным и, наконец, действительно интересным. Так что даже жюри, наконец, заинтересованно подняло головы. В Бахе (соль мажор из второго тома) очень понравилась фуга, исполненная не как контрапунктическое упражнение (или в самом лучшем смысле как экзерсис), а словно народный танец, словно жига из сюит, в предельно быстром темпе, с искоркой, при этом – без единой потери в голосоведении, даже больше – тембровыми приемами, когда каждый голос обретает индивидуальное звучание. В бетховенской Аппассионате Гугнин высекает молнии, которые сверкают тем ярче, чем сильнее пианист подчеркивает вторую – возвышенную, созерцательную сферу, которая у него превращается даже в ангельскую, небесную. Медленная часть исполнена тихой лирики, стремления к свету, финал же медленно выходит из этого состояния (Гугнин сознательно не берет быстрый и агрессивный темп), но тем не менее яростные аккорды финала поглощают всякую надежду. «Ноктюрн» Чайковского вышел очень поэтичным, с пропетыми и прослушанными мелодическими линиями, «Юмореска» – причудливой, «Блуждающие огни» Листа – феерически, практически весь этюд на пианиссимо, с искоркой, без какого бы то ни было ощущения крайней сложности этого опуса – предельно легко.
