Фото предоставлено пресс-службой КЦ "Москвич"
Улыбчивый молодой человек с красной табличкой «Вперед, Москвич!» (так называется спектакль) и собравшаяся вокруг него оживленная, яркая и, в основном, молодая толпа определенно привлекают внимание проходящих мимо пассажиров станции метро «Текстильщики». Полиция переглядывается: уж не грозит ли эта встреча вылиться в нечто несанкционирован
Когда-то завод был передовиком производства, и обладать новеньким москвичонком мечтал каждый советский гражданин. С распадом Союза финансовое положение завода, резко лишившегося госфинансировани
Закрылся завод. Но остались люди, воспоминания, история. Обращение к этой коллективной памяти – цель, которую и поставили перед собой создатели спектакля. Драматург Марина Крапивина, режиссер Валерия Суркова и художник Ксения Перетрухина, обладающие значительным опытом работы в области документальной драмы (так, по пьесам Марины идут документальные спектакли в Театре Наций - «Бросить легко» о наркозависимости
В первую очередь, история – это люди. Поэтому конечный спектакль получился скорее о них, простых тружениках завода, весь строй жизни которых был выстроен вокруг него. Здесь они находили друзей, влюблялись, заводили семью, получали квартиры, покупали первый автомобиль. Их дети вырастали и также шли работать на завод. Вместе с заводом эти люди проживали все радости и невзгоды, оставаясь верными ему. Они были надежными винтиками, обеспечивающими работу огромного механизма; артериями, по которым текла горячая кровь к большому сердцу гиганта. Направляя всю страсть и энергию на функционирование завода, они были больше, чем просто работниками. Они и были самим Заводом.
Постановка актуальной сегодня интерактивной формы в данном случае, под влиянием контекста, из обычной «бродилки» превращается в «спектакль-конве
Вот мы заперты в тесной комнате Организационной комиссии: так требует сценарий. В бескрайнем пространстве зеленых облупленных стен одиноко бликует в лучах вечернего солнца увековеченный на портрете Ильич. Знакомый с детства коричневый лаковый стол венчают пожелтевший календарь, секретер, отвертки. По углам громоздятся стопки таких же пожелтевших бумаг. Становится неловко, что мы подсматриваем чужую – реальную – данность. Жизнь в это затянувшееся безмолвие возвращает неожиданно открывшаяся дверь. Вновь запускается конвейер – один за другим, меняясь, входят и выходят актеры. По крупицам, из обрывочных реплик, воссоздается небольшая картина жизни каждого из персонажей, непосредственно связанная с заводом, даже за его пределами.
Конвейер продолжает движение: впереди череда комнат, залов, помещений, воссоздающих атмосферу каждодневной жизни предприятия. «Музей», библиотека, столовая, зал собраний. Все можно потрогать, повертеть в руках и даже – внимание! - попробовать на вкус. Актеры своей «нетеатральной» манерой игры умело вовлекают зрителя в действие, поощряя стать его частью. Ощущение, что перед нами реальные работники завода, жизнь которых мы нагло подсматриваем, не покидает: так естественны и «человечны» их жесты, мимика, улыбки. Даже периодическое чтение текста «по папочкам» видится продуманным шагом по приближению к реальности. Только постоянные отсылки к прошлому в их историях напоминают о том, что перед нами все-таки актеры.
Такая близость актера к зрителю раскрепощает последнего: непрестанно слышится смех и радостный шепот. Спектакль не то чтобы веселый (хотя зачитанный на заседании отчет о хищении - в виде рэпа - определенно позабавил), но скорее очень добрый и душевный: описываемые советские реалии еще не успели перейти в область мифа, а встреча с чем-то знакомым всегда сулит радость. Впрочем, в драме не обойтись и без грустных и серьезных моментов. Вот история о покупке нового, «едко-голубого» москвича, перерастает в рассказ о любимой собаке, которую, погрузив в него, везли по соседней улице в последний путь. Вот кто-то из прессового цеха по неосторожности лишился пальца, да и вообще «там половина без пальцев ходила». Вот, наконец, на заседании принимается роковое, но неизбежное решение о закрытии предприятия, и каждый говорит свое последнее, невыразимо пронзительное в своей простоте, слово: что для него завод?
Затихает музыка, гаснет свет. Останавливается конвейер. Тот самый конвейер, по которому некогда двигались свеженькие автомобили, а рядом шли счастливые, улыбающиеся работники, решившиеся наконец на дорогую семейную покупку и, стоило им указать пальцем, как «вон тот вишневый москвич» спускался с ленты прямо им в руки!