На переднем плане – объект, на заднем – его создатели. Фото автора
Устроили этот анализ художники в формате спецпроекта в постоянной экспозиции на Крымском Валу. Залы выбирали сами и инсталлировали свои объекты в разделы немейнстримной советской живописи 1940-70-х, что идут сразу за хрестоматийными соцреалистическими опусами конца 1930-х, чтобы собрать вместе утопию, антиутопию и то, что зовется тайнами ремесла.
Через стенку друг от друга - с одной стороны, созданное в 1937-м или рядом с этим годом: «Рабочий и колхозница» с серпом и молотом у Веры Мухиной, «Сталин и Ворошилов в Кремле» эталонного соцреалиста Александра Герасимова и «Колхозный праздник» другого, идеологически куда более умеренного художника Герасимова - Сергея. С другой стороны, не менее монументальная работа концептуалистов Игоря Макаревича и Елены Елагиной, где хлипкие приставные лестницы у стены тянутся вверх, обрамляя слово «ray» (с его смысловой игрой - и рай, и луч) и став фоном и для архитектонов Малевича и татлинской башни, что поросли в интерпретации Макаревича и Елагиной грибами, и для двуглавых орлов. Это и есть составленная из работ разных лет инсталляция «Анализ искусства» (2005-2015), и недаром напротив орлов, кстати, соединенных с архитектонами и башней III Интернационала трубками, как для переливания крови, висят почтовые ящики. Отправляется до востребования тем, кто прочтет. Такая прелюдия.
Дальше - зал советской живописи 1940-70-х, «Весна» и «Сенокос» Пластова, художник «сурового стиля» Гелий Коржев… Пейзажи-натюрморты-портреты, привычная реалистическая живопись, не вышедшая в соцреалистический авангард (по крайней мере идеологически), потому концептуалисты и выбрали этот раздел для своего спецпроекта, внедрив сюда «трилогию» из витрин: «Значение искусства», «Атрибуты искусства» и «Познание искусства». «Музей - единственное место, где ничем не примечательные вещи могут быть внимательно рассмотрены и приобрести иное значение», - пишут концептуалисты в предисловии к выставке.
А «заставкой» к ней выбрана фотография - Макаревич и Елагина смотрят в микроскопы, установленные на белом музейном постаменте. Исследователи-художники sine ira et studio разбирают искусство. Порой - буквально (эпиграфом к показу они взяли «Музыку я разъял, как труп» из «Моцарта и Сальери»). В витрине «Атрибутов искусства» собраны инструменты всех мастей, от красок и манекенов до медицинских, и тут же под стеклянным колпаком алхимический куб. Рождение произведения - это и магический, но и почти медицинский факт, и мастерская, и «Тайны ремесла» в ахматовском смысле. А рабочий процесс может быть похож у художников совсем разных. Есть плоть и кровь искусства - есть «Сенокос» Пластова, а есть, в той самой витрине «Атрибутов…», глаз микеланджеловского Давида. Есть кувшины и домашний скарб на советских натюрмортах в постоянной экспозиции музея - и есть кувшины (бытовой момент или сосуды, вмещающие смыслы?) в витрине «Значение искусства». Образ, слово, смысловой зазор, новое значение - здесь рассказывают об этом, как об этом говорит оставшееся между букв в «УНОКах», разместившихся тут «картинках» из давнишней серии Макаревича «Рисунки старых советских мастеров». Рамка, в нее насыпан рис, заполняющий слово «УНОК»: здесь и сейчас - это слово вместо образа, слово, адресующее вместе с тем к авангардному УНОВИСу (созданному Малевичем и его последователями объединению «Утвердители нового искусства»). А авангард - он же там, в прелюдии «Анализа искусства», где живет грибная галлюциногенность утопии, которую катком подмяла под себя соцреалистическая антиутопия.
Где точка перехода одного в другое? И где точка перехода, из которой в 1970-х в советском художественном мире расцвел альтернативный мир концептуализма? Макаревич и Елагина вклиниваются в музейную экспозицию очень тактично, их анализ не расставляет оценок, он - изящно-ироничный комментарий на полях. О том, что «Познание искусства», как и одноименная витрина, может напоминать даже какую-то сюрреалистическую камеру пыток (сами увидите, что тут приготовлено), но главное, там на стене висят маски с буратинским носом из проекта Макаревича Homo Lignum, так вот нужно только стараться не одеревенеть. Проект «Анализ искусства», хотя Макаревич и Елагина бесконечно далеки от политических моралите, все-таки подспудно оставляет очень своевременную закладку в большой книге истории искусства - там, где говорится, что вообще искусство, взять ли микеланджеловского Давида или авангард, или Мухину, или Пластова, или советский андеграунд, это еще и про возможность задавать вопросы, делать процесс объемным. В прямом и переносном смысле с разными ракурсами. Про то, в конце концов, чтоб была «свобода художественного поиска», раз уж часть постоянной экспозиции, где работают теперь Макаревич и Елагина, так названа.
Дарья Курдюкова 
