Дарья Курдюкова
Фото Дарьи Курдюковой
К 70-летию Победы Пушкинский музей в своем главном здании открыл две выставки. К 60-летию «Выставки картин Дрезденской галереи» привезли «Царство Флоры» Пуссена - эта работа среди 763 экспонатов из Дрезденской галереи была привезена в Москву в 1945 году, хранилась в Пушкинском 10 лет, после чего все произведения вернули в Германию. Вторая экспозиция - «Хранители. Война и мир в музее. ГМИИ им. А.С. Пушкина в 1941-55 годах» - в формате квеста и в виде рассредоточенных по музейным залам фотографий военных лет рассказывает о том времени, начиная с авианалета 22 июля 1945-го, когда в ГМИИ попало 8 бомб.
«31 марта 1955 года Пушкинский музей получил извещение о том, что Дрезденскую коллекцию вернут, - рассказывает президент Пушкинского музея Ирина Антонова, - а 2 мая уже открылась выставка картин Дрезденской галереи». С начала мая по 25 августа через нее, работавшую с полвосьмого утра до одиннадцати вечера и показывавшую 515 картин, включая знаменитую «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля, прошло около 1,2 млн. зрителей, а 4 ноября все работы вернулись сперва в Берлин, а затем в Дрезден.
Конечно, хотелось бы увидеть «Сикстинскую Мадонну», но, как сказал гендиректор Государственных художественных собраний Дрездена Хартвиг Фишер, она «уже путешествовать не может, и мы подумали о другом произведении, связанном с трансформацией».
О трансформации классицист Никола Пуссен (Пушкинский сейчас показывает его среди своих «Пуссенов») написал полотно в очень светлой цветовой гамме, посвятив его жизни и смерти, превратившимся в цветы древним персонажам от героя Троянской войны Аякса, из капель крови которого вырастают белые гвоздики (он - слева), до Клитии, потерявшей рассудок от любви к Аполлону и ставшей подсолнухом (смотрящая в небо на квадригу Аполлона, она изображена рядом с Аяксом и позади вечно любующегося своим отражением Нарцисса). А богиня Флора танцует в центре, и вихрь превращений жизни и смерти, людей и природы закручивается воронкой вокруг нее. Эту картину Пуссен написал по мотивам овидиевских «Метаморфоз», но среди источников исследователи называют и «Фасты» того же Овидия, и «Адониса», «Розу» и «Европу» неаполитанского поэта Джамбаттисты Марино. Кроме того, в 1633 году иезуит Джованни Феррари, близкий двору покровителей Пуссена Барберини, выпустил иллюстрированный словарь «Флора», а в кругу самого художника были ученые, изучавшие «Метаморфозы» и выращивавшие упомянутые в поэме цветы.
В 1945-м среди привезенных в ГМИИ картин кроме пуссеновской и рафаэлевской были и «Спящая Венера» Джорджоне, и «Девушка, читающая письмо» Вермеера, и «Портрет мальчика» Пинтуриккио... В Пушкинском музее их описывали и реставрировали, причем реставрационными работами руководил Павел Корин, и когда произведения в 1955-м возвращали, у каждой был полный научно-хранительский паспорт. Ирина Антонова вспоминает, как недавно наткнулась на фотографию со знаменитым тициановским «Динарием кесаря»: эта картина была в очень тяжелом состоянии, от сырости она побелела, и сохла больше двух лет прежде, чем Корин смог приступить к реставрации. А когда распаковывали «Сикстинскую Мадонну» - тонкие шерстяные одеяла, бумага… - и наконец увидели саму картину, на глазах у смотревших были слезы, говорит Антонова. Кроме того, для молодых сотрудников тех лет - «при закрытых музеях, эвакуированных коллекциях подлинников и скудном наборе оставшихся в библиотеках книг» возможность видеть и изучать дрезденскую коллекцию стала, как пишет Ирина Антонова, «практически «вторым университетом».
Жизнь музея в 1941-55 годах показывают сейчас на второй выставке «Хранители…» (посвященной и сотрудникам, спасавшим музей в войну - курирует показ Наталья Александрова). В залах размещены архивные снимки, которые архитектор выставки Юрий Аввакумов решил напечатать на прозрачном пластике, чтобы совместить два времени. Вот, скажем, сегодняшний микеланджеловский Давид, а посмотреть на него можно сквозь старую фотографию военного времени, когда скульптура спрятана, как говорили тогда хранители, в «однокомнатную квартиру», короб из досок. Видно, откровенно говоря, на этих полупрозрачных снимках не очень хорошо - но главное, что память жива, не осталась призрачной.
