Дарья Курдюкова  |
| Владимир Конашевич. Дедушка Рох. Польские народные детские песенки. Фото предоставлено пресс-службой ГМИИ им. А.С. Пушкина |
Выставка «Сказочники» в Отделе личных коллекций ГМИИ объединяет классиков детской книжной иллюстрации от Владимира Конашевича до нонконформистов Ильи Кабакова, Эрика Булатова, Олега Васильева и Виктора Пивоварова. Концепция тут бесхитростная: взять и объединить хорошее, воспоминания о первых книжках, на которых выросло не одно поколение – что ж, тоже повод. К тому же главный иллюстратор Корнея Чуковского, Конашевич, показан не только известным, но и работой совсем из другой серии, о которой, вероятно, не многие знали – картинками к «Атласу переливания крови».
У каждого, кто мало-мальски интересовался современным искусством, рано или поздно происходил, как теперь говорят, слом шаблона. Оказывается, «Спящую красавицу», «Золушку» и много чего еще, с теми самыми разворотами с большими картинками и изящно обведенными силуэтами, которые и сейчас так хорошо хранят память, рисовали Эрик Булатов и Олег Васильев. Где «Золушка» и где знаменитая булатовская картина «Слава КПСС»? Далеко друг от друга и вместе с тем рядом. Неофициальные художники переходили на «легальное» поле искусства на книжных страницах: нормальный, некомпромиссный творческий путь и способ заработка. А теперь их книжки переиздают как образцовые. Хотя, между прочим, даже на этой более или менее безопасной «детской» территории художникам доставалось: Эрик Булатов вспоминает, как в «Правде» статья 1961 года, обрушившаяся на формализм в детской иллюстрации, не забыла и их с Васильевым имена.
Выяснять, далеко или близко сосуществовали книжные рисунки и взрослые работы, которые художники делали для себя, значит пускаться в забавный квест. Булатов рассказывал, они с Васильевым придумали некоего третьего рисовальщика, при этом рисунок был преимущественно делом Булатова, а цвет – его напарника. Но все-таки их общий третий автор не похож на нонконформистов Васильева и Булатова. А вот силуэтный, подчеркнуто графичный рисунок Ильи Кабакова к детской энциклопедии Анатолия Маркуши «АБВ…» или, например, к его же «Хитрой точке» уже больше проговаривается о стилистике концептуальных альбомных рисунков художника. Или вот Виктор Пивоваров, самый сюрреалистичный из московских концептуалистов, напротив, делает ставку на цветные пятна, расцвечивая весь лист, и картинки к андерсеновским сказкам превращаются в яркое наваждение не без привкуса той самой сюрреалистичности.
Простота выставочной концепции здесь не помеха, материал (хотя работ того же Кабакова хотелось бы увидеть больше) сам тянет экспозицию, направляя зрителя то к одному, то к другому сюжету. И про нонконформистов, и про то, что Кабаков писал о влиянии на него иллюстраций Конашевича, и вот потянулась связующая нить разных поколений «сказочников». Но и про то, что иллюстрация – всегда разговор между строк, обрастающий дополнительными, помимо текста живущими гиперссылками и просто шутками. Эти отсылки, например, у Пивоварова в «Курильщике», обрамленном в овал и стилизованном под персонажей голландской живописи XVII века: широкополая шляпа, спускающиеся на плечи волосы, усы, белая блуза, такой миниатюрный вариант парадного портрета. Эти слова между строк, штрихи к созданному писателем портрету в «Спящей красавице» Булатова–Васильева: заколдованная девушка крепко спит под балдахином, к ней приближается принц, и скоро развязка, но художники придумывают деталь: принцесса, которая, как известно, под чарами находится уже долго, она давно спит – тут лежит, не без кокетства положив ногу на ногу, мол, ну-ну, я заждалась.
Но Конашевич удивляет тут больше всех. Виртуозный, «жужжащий» ритм «Мухи-цокотухи» и акварельно-гуашевый смерч в «Федорином горе», нежный, меланхоличный, почти монохромный «Ашик-Кериб» и цветная суета, смешная фантасмагория с разыгравшимся в воде пожаром и рыбой, гуляющей в шляпе да с ридикюлем в «Путанице» Чуковского – все сделано одной рукой. Мало того, эта же рука вывела и Таню, что уже десятки лет все так же громко плачет, указывая на речку да на мячик, пока за ней преспокойно (так у Конашевича) наблюдает со скамейки дедушка с палочкой, но Конашевич делал еще пуще – и соцреалистического толка героев Сергея Михалкова, и картинки для «Дружбы. Песенок народов СССР» (там и без портрета Сталина не обошлось). Конашевич умел быть очень разным. И, например, его рисунки к «Атласу переливания крови» (издание это задумано было до Второй мировой войны, иллюстрировать его позвали разных художников, но вышла книга лишь в 1946-м) – сюжет про то, как можно не без интереса подряд читать даже медицинскую энциклопедию. Сложную для изображения тему художник решил, насколько возможно, облегчить шутливым почерком. Главка «Травматический шок», чего уж веселого, но у Конашевича все походит на сцену из какой-то пьесы, будто иллюстрация к книжке, один из эпизодов: в госпитале врач склонился над раненым, тому оторвало ногу, которая тут же и показана настолько условно, чтобы было не страшно, но все внимание – на лицо бедолаги с вытаращенными глазами и густой растительностью на физиономии, не хуже ноздревской. Еще краше – в более отдаленные и не столь технически изощренные времена. Испытуемый, которому и делают переливание, восседает в позе античного божества (правда, при красных чулках и зеленых ботинках), пока к левой его руке подведена трубка от шеи несчастного, подвешенного к потолку в какой-то кошачьей позе теленка, а из правой руки картинным фонтанчиком льется кровь в чашу. Иллюстрация ведь это интонация, акценты, нарисованные между слов и строк. Даже в «Атласе...», не только в «Спящей красавице».
