Дарья Курдюкова  |
| «Тайная вечеря» соц-артовского толка. Фото автора |
Открывшаяся в фонде культуры «Екатерина» ретроспектива Андрея Филиппова сегодня важна не столько даже данной классику возможностью прозвучать «вовсю» с работами, где преследующий художника образ орла впервые выпорхнул еще в конце 1980-х, а тем, что словосочетание «актуальное искусство» схлестнулось здесь с реальностью по-своему прекрасно – драматургически продуманно и целостно. Но так, что стало еще страшнее.
Когда в 988-м князь Владимир крестил Русь, вдохновившись христианством и Византийской империей, далеко было до того, как в начале XVI века старец Филофей сформулировал концепцию «Москва – Третий Рим», подчеркивая преемственность империй. А в ту пору еще нельзя было догадаться о советских трансформациях имперского начала. Выпускник Школы-студии МХАТ Андрей Филиппов с куратором Еленой Куприной-Ляхович превратил свои работы, сделанные за последние четверть века, в тотальную инсталляцию о развитии империи Российской. В названии «Департамент орлов» отталкиваясь от проекта бельгийского концептуалиста Марселя Бротарса «Отдел орлов Музея современного искусства» 1968 года. Филипповский «департамент» звучит еще и канцеляризмом, эдакой переиначенной уже на сегодняшний лад имперской составной. И выставка, в декорациях которой посетитель ощущает себя зрителем довольно страшной, если бы не ирония, исторической пьесы, и правда, в какой-то момент начинает походить на ведомственное учреждение с разными отделами-комнатами, наводненными орлами, ласточкиными хвостами как символом военной мощи, серпами и молотами и, наконец, черепами.
Но стартует все с плана храма Софии Константинопольской, над которым кружат диски с гексаграммами, означающими, по словам организаторов, «вечное движение расцвет–упадок». На этом фундаменте и поросли новые имперские мифы. В комнате по соседству уже расположилась «Тайная вечеря» соц-артовского толка: красный цвет сукна задает тон, стол сервирован серпами и молотами, а нависает надо всем этим лозунг – парафраз одновременно и Urbi et orbi («Городу и миру», где город – Рим) и «Миру – мир», тут «Риму – Рим». Запуская публику в «Департамент орлов», Филиппов дал его комнатам такие «говорящие фамилии» – расхожие названия вроде «Линия обороны», «Семь смертных грехов», «Ночь перед Рождеством», «Над пропастью во ржи», «Система сдержек и противовесов».
Впрочем, любое толкование и всякая привязка выступают здесь комментарием на полях, возможно, принадлежащим больше зрителю, чем выставке. Поскольку, превращая узнаваемые символы вроде орлов, черепов, русской печи или пасмурного пейзажа в метафоры, художник все-таки оставляет публику на перепутье смыслов в хорошем смысле слова – это не мешает довольно слаженно выстроенной драматургии выставки. Структура «Департамента орлов» сталкивает символы и смыслы в разных комбинациях, получая дополнительные оттенки. Вы можете раскручивать интерпретацию во многих направлениях, и целое от этого не развалится. У концептуалистов оно выкристаллизовывается в смысловых зазорах, что получаются от хлесткого соединения известных символов и клише.
Любая империя – система сдержек и противовесов: цивилизация, культура, духовность и военная агрессия. «Департамент…» тянется от комнаты вояки с красной ковровой дорожкой, со столом, на котором среди всего-всего лежат автомат и карта Крымского полуострова, придавленная пресс-папье из черепа, «инкрустированного» компасом, а освещает это хорос, в котором свечи в виде орлов; через «Линию обороны», комнату с крепостными стенами (оборона ведь бывает и обратной стороной агрессии), на одной из которых красуется возвещающее победу граффити Nika – к «Семи смертным грехам» в виде стройно составленных гильотин. Тут же – черепа радужных цветов, гномон в виде половины орла и на фоне огромного полотна, по которому пикселями-орлами выведено «Воздушная тревога». Все выставочное действо нагнетается до «Ночи перед Рождеством» – не гоголевской, конечно. Просто уют жизни у печки, на которой греется чайник, возле которой сушатся валенки, обеспечивается топкой – войной (она тут, в печи, на мониторе), а сгоревшее превращается в писаную по холсту известным газетным шрифтом «Известь». Потом – Апокалипсис, но четыре всадника тут почти парадоксально означают четыре знамени, названные «Катехон». Случился конец света или шаткое равновесие пытаются удержать, не так уж важно, разогретая атмосфера остывает в топкой хляби среднерусского серого зимнего пейзажика с мостками («Над пропастью во ржи» – снова не то, о чем можно было подумать). Куда? Да в никуда.
Притом Филиппов не отступает от художественной условности и, строя свои декорации, чувствуя, если вдруг патетический тон нарастает, ловко его сбавляет – то тем самым граффити с именем богини победы Ники, то домашним скарбом у огня, но больше даже многослойностью работ, в которых усмешка и горечь, общеизвестное и прорвавшееся сквозь него новое, злободневное сейчас значение сосуществуют. Такая «Система сдержек и противовесов» в его методе. А на выставке так зовется инсталляция с подвешенными на нитях имперскими птахами, которые бросают тени на морской пейзаж из двух скрепленных амбарными замками холстов. Границы на замке или пространство, схваченное пресловутыми скрепами?..
«Департамент…» заводит далеко. И оставляет перспективу того, как далеко могут завести имперские амбиции любого толка. Когда слова «Мир тесен», орликами выведенные на картине в той самой комнате с русской печью, которая беспрестанно подогревается огнем военных действий – в печи экран, на экране Сталин и Гитлер – в очередной раз наливаются новым смыслом.
