Марина Гайкович  |
| Прощание отца с дочерью.
Фото с официальной страницы Большого театра в социальной сети Facebook |
Спектакль Роберта Карсена «Риголетто» добрался до финальной точки своего путешествия: копродукция нескольких театров и фестивалей с отправным пунктом в Экс-ан-Провансе наконец финишировала в Москве. По контракту играют две серии – сейчас (до 21 декабря) и в начале апреля.
Театр в Экс-ан-Провансе диктовал режиссеру, и прежде всего сценографу Раду Борузеску, особые условия: работать предстояло только с пространством самой сцены, полноценная закулисная часть там отсутствует. При этом обоим, конечно, не хотелось обеднить визуальный ряд, и они избрали в качестве места действия цирковую арену с амфитеатром кресел и царской ложей, обитой бархатом. Герцог Мантуанский – директор цирка или владелец такого роскошного борделя, его свита – зрители или собутыльники, артистки варьете – они же девочки легкого поведения, наконец, шут – клоун. XV это век или XX – в таких условиях становится совершенно неважным. Одно только «но»: катастрофически не хватает света (хотя автор световой партитуры – сам Карсен в соавторстве с художником Петером ван Пратом), большую часть исполнителей удается разглядеть только на поклонах, а в течение спектакля иногда трудно найти главных героев.
Зная некоторые детали этой постановки, можно было бы опасаться реакции публики: здесь есть и обнаженные девушки, и даже обнаженный мужчина. Директор театра Владимир Урин отмечал в интервью, что постановка может вызвать разногласия, и подчеркивал, что он как интендант лишь выполняет условия контракта, заключенного прежним руководством. Но уже первые спектакли показали, что вызывающая сцена кордебалета проходит спокойно, а Герцогу, стягивающему джинсы и рубашку, зрители, еще пару лет назад затеявшие бы склоку, аплодируют. Кстати, два исполнителя проводят эту пикантную сцену по-разному: Сергей Романовский решительно сбрасывает и шелковый халат, прежде чем войти в комнату к Джильде, итальянец Фабрицио Паэзано предпочитает лишь обозначить условия игры, развязывая пояс.
Герцог – развратник, его друзья – циники, злобный шут – хладнокровный убийца, свора проституток – герои одной из самых прекрасных опер XIX века. Но зритель, или, точнее, слушатель, бдительность теряет: усилиями Верди Герцог обретает обаяние и шарм (игривая La donna e mobile – одна из самых популярных арий в мире!), а Риголетто – сочувствие. Во многих постановках шут в сценах с дочерью преображается, превращаясь в доброго и бесконечно любящего отца. Но не у Карсена. Риголетто в его понимании маниакально привязан к Джильде – настолько, что готов ударить, лишь почуяв опасность ее потерять. Так внутреннее уродство сменяет внешнее: Риголетто – не мерзкий горбун, как в пьесе Виктора Гюго. Он – клоун! Но тот, кто призван смешить, – пугает, а белая маска и растянутый в улыбке рот, обведенный красной помадой, порой наводит ужас.
Во время звучания увертюры Риголетто безудержно смеется, потом столь же неистово рыдает – все его эмоции, согласно профессии – через край. Баритон Валерий Алексеев играет образ человека в маске очень точно, особенно в третьем действии, когда шут через силу должен разыгрывать спектакль для людей, его обманувших, укравших его дочь. Мы видим клоуна, а слышим – сердце, рвущееся от тоски, чувствуем унижение, которое испытывает Риголетто. В финале, когда шут слышит голос Герцога, он почти теряет рассудок, слепо нащупывая «выход», перебирая складки занавеса, но обнаруживает в мешке тело собственной дочери.
Последняя сцена, предсмертное ариозо Джильды, пожалуй, самая сильная во всем спектакле (и потому, как говорил Штирлиц, запоминается и производит эффект). Умирающая Джильда мыслями уже на небе, ее руки неосознанно тянутся вверх, где на широком бордовом полотне парит гимнастка – словно душа девушки или ее безвременно погибшей матери. Еще недавно, окрыленная чувством, парила под куполом цирка сама Джильда, словно молитву произнося (к сожалению, вымышленное) имя возлюбленного.
Роберт Карсен ставит певицу в затруднительное положение: на высоте надо не только изображать абсолютную свободу, но и спеть одну из самых трудных арий с экстремально высокими нотами. Бельгийской певице Анн-Катрин Жилле расслабиться не удалось, зажатость чувствовалась и в теле, и в голосе. Впрочем, не только на небе, но и на земле: порой певица неточно интонировала, выдержки дыхания ей тоже не всегда хватало.
Фабрицио Паэзано не всегда мог совладать со своим, пусть и довольно ярким голосом. Валерий Алексеев, как сказано выше, относится к той категории певцов, которые содержание могут передать голосом, но вот голос в силу возраста подводит. Только два баса – убитый горем Монтероне (Вячеслав Почапский) и алчный бандит Спарафучилле (Александр Цымбалюк) были убедительны.
Дирижер Эвелино Пидо, хотя и считается специалистом по итальянской опере, смог, пожалуй, тяжеловесную оркестровую машину превратить в воздушную перину, но и только: все-таки от оркестра в операх Верди ждешь не просто аккомпаниатора, но полноценного участника драмы.
