Дарья Курдюкова
Набросок и оригинал. Фото РИА Новости
«Рисунки французских мастеров из музея Альбертина (Вена)» – это 84 работы с конца XVI до середины XIX века. Из хранящихся в Альбертине 2800 листов французской школы это немного, но выставочная подборка рассказывает о венском собрании то, чего вы в нем самом не увидите. Поскольку в постоянной экспозиции, в анфиладе старинного дворца «на венской крепостной стене», где в конце XVIII века поселился будущий основатель Альбертины герцог Альберт Саксен-Тешенский, сейчас выставляют набор первоклассных – кропотливо воспроизводящих не только цвет и линию, но даже появившиеся от времени пятна-фоксинги на бумаге, – но факсимиле.
Рассматривание рисунков напоминает чтение писем или черновиков в архивах – вы этим или проникаетесь, или нет. Либо любите такой «тет-а-тетовский» жанр, либо всматривание во всякие порывы мысли-души и руки, lapsus calаmi в прямом смысле слова и поиски композиции-позы-движения-выражения не про вас. Историю стилей показ охватывает фигурной скобкой, начинающейся в конце XVI века (один из самых ранних рисунков – «Портрет молодого человека с брыжами и в польской шапочке» Пьера Дюмустье I) и закрывающейся во второй половине XIX века Франсуа Милле. У Дюмустье за неимением у эпохи фотографии абсолютное стремление к веризму в карандашном портрете (явление, которым прославилось французское XVI столетие), когда жабо «обнимает» лицо, на котором борода прорисована волосок к волоску и глаза такой небесной синевы и честности, что хочется немедленно покаяться неизвестному во всех грехах – жаль, модель не установлена, чтобы сличить впечатление с биографией. У певца крестьянской жизни Милле быстрый, почти нервный перовой рисунок, когда из линий и штрихов-завихрений проступают, оставаясь недопроявленными, силуэты деревьев, пастуха со стадом, но самое трогательное – «сезонное» дополнение в названии, что все это находится «на фоне осеннего пейзажа». Из зарисовки неочевидно, но мы верим.
Сокуратор выставки Виталий Мишин (работал он вместе с Кристиной Экельхарт и Хайнцем Видауэром из Альбертины) в интервью телеканалу «Культура» рассказал, что выбрали именно французский рисунок, поскольку другие «географии» из востребованного венского собрания просто уже были заняты – ну а, кроме того, в Вене хорошее собрание этой школы. Выставка – выстроенная просто по хронологии, но с очень качественно выставленным светом – не тронула Белый зал (там, очевидно, скоро уже начнут готовиться к Декабрьским вечерам), оставшись на колоннаде, в атриуме и щупальцами вкраплений забравшись в постоянную экспозицию французского искусства ГМИИ. Рифмы между картинами Пушкинского и рисунками Альбертины – один из лейтмотивов показа. Когда рядом оказываются фрагонаровский рисунок «Девушка с сурком», такое рокайльно-миловидное существо, уперевшееся ручкой в бок, – и эта же девушка, ставшая картиной «Шарманщица» (сурок и впрямь больше напоминает игрушку, так что замена вполне оправданна), сохранившей игривость, но потерявшей динамику карандашного штриха. Или вот другой ас по части изображения рокайльных фривольностей Буше: в ГМИИ есть, например, его «Спящая Венера», невозможно томная, округлая, розовощекая, а в Альбертине – рисунок «Венера с амуром и голубями»: те же представления о красоте, но в рисунке все кажется легче, цвет, «приправляющий» картину, как сладкий крем на свадебном торте, тут лишь подцветка. Сладко, а не приторно.
Можно смотреть подряд, от Школы Фонтенбло и французских маньеристов Жака Калло и Жака Белланжа – и вперед, дальше. Можно смотреть, какие круги в исторической спирали наматывает классицистическая линия – через итальянизмы Пуссена и Лоррена к академическим, с холодно-точной линией портретам Энгра и к патетическому рисунку главного художника Французской революции Давида (написавшего хрестоматийно известную «Смерть Марата») с Горацием, убивающим сестру Камиллу и сопровождающим это негодующим жестом. Кстати, насчет жестов и композиции – хотя и в сторону от классицизма – есть тут два замечательных рисунка известного нравоучительными сентиментальными сюжетами Греза. Смотришь издалека – две похожие композиции с бьющими через край (и через диагонали жестов) эмоциями, подходишь ближе, оказывается, что в одном случае это проклинающий неблагодарного сына отец, а в другом – совсем наоборот, повисшие на любимой матери дети.
Но самое любопытное – помимо того, что, только оказавшись «лицом к лицу», вы сможете понять, как работают, скажем, бистр, размывка или «три карандаша» (французское изобретение, смешавшее сангину, черный и белый мел), – рисунок позволяет раздвинуть рамки вошедшего в генеральные линии истории искусства. И тогда привычные монументально придуманными и срежиссированными пейзажами с античными мотивами Лоррен и Пуссен откроются беглыми натурными зарисовками каких-то просто деревьев, вовсе не величественных, иногда даже сломанных, – а любитель жанровых сценок с хорошенькими особами Фрагонар отметится – тоже, впрочем, вполне жанровой мизансценой – с быком и собакой в стойле.
