Дарья Курдюкова
Без Pussy Riot история российского перформанса невозможна. Фото автора
К выставке «Перформанс в России: картография истории» «Гараж» шел долго – в 2010-м показав «100 лет перформанса» про этот жанр в мировом преломлении, через год привезя в Москву «бабушку перформанса» Марину Абрамович, которая, кстати, занимается проблемой сохранения и воспроизведения этого самого недолговечного из искусств. С теперешним показом порой хочется и поспорить – именно потому, что интересен, и спорить « интересно, а выставка среди устроенных «Гаражом» с момента переезда в Парк Горького в 2012-м – пожалуй, лучшая.
Перформанс испытывает на прочность окружающую реальность, исполнителя, ваше восприятие и часто – нервы. Недотеатр, недотанец, недо- много чего еще, он от многих взял понемногу, оставшись на перепутье видов искусства жанром прямого, часто более резкого высказывания, отсутствием или сокращенной до минимума дистанцией между перформансистом и публикой – и осев в «табели» по ведомству изобразительного искусства самым недолговечным жанром, от которого даже сегодня спустя ли 10 минут или день всего-то и будет, что фотографии да видеодокументация. Воспоминания. Есть насмешка судьбы в том, что музеи, которые итальянские футуристы прозвали кладбищами искусства (да-да, это уже набило оскомину), теперь действительно собирают что-то наподобие «кладбища», архив образов того, чего уж нет – начиная как раз с авангардистов, только российских.
Кураторы Юлия Аксенова и Саша Обухова собирали панораму. Цель, с одной стороны, ликбезная, с другой – исследовательская, раз это первый такой дайджест, в который попало около 200 перформансов. От авангарда с футуристической оперой 1913-го «Победа над солнцем» (с либретто Алексея Крученых и Велимира Хлебникова, с музыкой Михаила Матюшина и сценографией Малевича), с массовой инсценировкой «Взятие Зимнего дворца», главным режиссером которой в 1920-м стал Николай Евреинов, от «Симфонии гудков» Арсения Авраамова и агиттеатра «Синяя блуза» («трубача и глашатая революции», как прозвали себя актеры) – через «яму» сталинского времени к «играм разума» в серийных «Поездках за город» концептуалистов из «Коллективных действий» в 1970-х, к дурашливым, заводным вылазкам «Мухомора» в 1980-х, к ироничному витийству Дмитрия Александровича Пригова, к безбашенным выступлениям «Поп-Механики» Сергея Курехина. Оттуда – в «золотой век» московского акционизма 1990-х, дерзкого и часто агрессивного, с человеком-собакой Олегом Куликом, с Анатолием Осмоловским, взобравшимся на плечо великану-Маяковскому на Триумфальной («Путешествие Нецезюдика в страну бробдингнегов» (Маяковский – Осмоловский»), с Александром Бренером, зимой 1995-го вышедшим боксировать на Красную площадь с криками «Ельцин, выходи!»… В нулевых «на сцену» пришли Андрей Кузькин, Ольга Кройтор, и что-то щемит внутри, когда ступающая по битому стеклу Лиза Морозова читает свои дневники. Тут не обошлось без группы «Война», Pussy Riot (и те и другие – не с теми акциями, за которые их преследовали, но все ведь считывается, одновременно, надо думать, обозначая кураторскую позицию в многочисленных спорах, искусство ли это было или политика) и Петра Павленского. На хронологию здесь наброшена «сеть», как называют их кураторы, тэгов – «сценография», «костюм» (от футуристических гримов авангарда до перевоплощений Влада Мамышева-Монро), «интервенция», «коммуникация»… такой лексикон перформанса.
Описать все невозможно, говорить хотелось бы долго, но нужно – смотреть. Там приходят в голову странные мысли – что, например, советские спортивные парады, демонстрации «согласия» тоталитарного строя в нулевых переформатировались в новый виток массовых протестов (митинги 1990-х тут не вспоминают) несогласия. Хотя с чем-то хочется и поспорить. Если, например, есть сделанная Стасом Шурипой анимационная вариация на тему «Победы над Солнцем», почему нет (раз театр в авангардном разделе играет первую скрипку) театральных обращений к опере (которых было немало) или сделанной в прошлом году Русским музеем ее реконструкции? Раз есть квартирные перформансы второй половины века и раз показ стартует авангардом, отчего не припомнить и театральные кабаре как ориентированный в значительной мере на своих жанр? Или если за ближайшее будущее отвечает тут и «Арт-Абай», и «Белая лента. Всеобщая мобилизация» группы «Цветафор», повязывавшей белые ленточки памятникам и Пушкина, и Высоцкого, и Окуджавы, и Бродского, – почему не вспомнить про большой «Кочевой музей», ходивших в 2012-м по бульварам художников с мирным, но очень ясным протестным запалом?..
Еще нужно, конечно, сказать, что лаконичному в средствах и весьма эфемерному – для музейного экспонирования – перформансу в теперешнем показе «много к украшенью» способствовала архитектура пространства. Строило выставку бюро FORM, причем в прямом смысле слова: от авангарда, где гегемоном зал «разрезала» сценографическая – разноуровневая, провоцирующая динамику – конструкция «амазонки» эпохи Любови Поповой к «Великодушному рогоносцу» Мейерхольда – вверх по лестнице в 1970-е, где концептуализм, в духе движения, оставлен в архивном виде. А когда снова спускаетесь, миновав 1990-е, попадаете в темный зал с мониторами – недавние акции мелькают, как новостные сводки, и сперва через сетку, как за решеткой, потом «лицом к лицу» появляются Pussy Riot.
Перформанс, здесь приходится повторяться, несмотря на всякие медиа, все равно трудно сохранить иначе как в памяти. Это не столько лицо, которое можно запечатлеть, сколько выражение (не только лица, вообще – выражение), которое не повторится, это как скулы – то спокойны, то ходят ходуном, как вена на висках, то невидимая, то, надуваясь, пульсирующая. Как напряжение времени.
