Фото пресс-службы Одесской оперы
Одесса по-прежнему прекрасна: удивительный город у моря, один из самых блистательных мегаполисов бывшей Российской империи всё также очаровывает – роскошью архитектуры, буйной зеленью парков… Опутанная золотистыми сентябрьскими паутинками, напоенная ласковым, уже не летним, не жгучим солнышком, Одесса хороша, как, впрочем, и всегда – магия этой яркой южанки никуда не улетучилась, она притягивает, манит, не может оставить равнодушным. Внешних изменений совсем мало – разве что сине-жёлтого двуцветья стало заметно больше, чем в прежние годы, в остальном всё также – доброжелательные лица прохожих, мягкие южные интонации тотального русскоязычия, гостеприимные «питейные заведения» с гастрономическим изобилием и величественный памятник основательнице города-порта Екатерине Второй, пока ещё пребывающем на своём законном месте.
Эта благостная картина здорово контрастирует с сообщениями информационных лент, что летят с Украины в целом и из Одессы в частности – о «ленинопаде», «мусорной люстрации» и прочих знаковых событиях майданной революции. На Покров прошёл марш УПА по улицам неофициальной южной столицы республики – в отличие от Киева и западных областей подобное мероприятие здесь в новину. В солнечном воздухе Одессы разлиты напряжение и настороженность: в общении люди предпочитают не касаться острых, больных тем (прежде всего трагедии 2 мая), больше сосредотачиваются на повседневно-бытовом – ибо всегда есть шанс столкнуться с агрессией, поскольку спокойно излагать и отстаивать альтернативную точку зрения в этой атмосфере удаётся далеко не каждому. Чего избегают в реале – того в избытке в виртуале: агрессия лавиной выплёскивается в соцсети и блогосферу, впрочем, тут Одесса не совершенно не уникальна. Но естественно, что люди жаждут не только подобной самореализации: хотят исповедовать вечные ценности, ищут встречи с настоящим – за этим идут в театр. Социально-политические и экономические трудности Украины, обрушившиеся на эту республику за последний год, беспрецедентны. Тем удивительнее, что в этих условиях продолжают случаться здесь весьма интересные культурные события. Казалось бы, до культуры ли в военных условиях? Но люди находят силы и средства, для того, чтобы делиться друг с другом прекрасным, создавать произведения искусства, о которых хочется говорить, размышлять.
Главный одесский дворец, гордость, краса, бренд города – оперный театр теперь также увенчан национальным биколором, а первая премьера нового сезона – национальная опера-балет «Вий» по бессмертной повести Гоголя. Правда, своё главное произведение для театра композитор Виталий Губаренко создал ещё в «дремучие советские» годы (его мировая премьера состоялась в Одессе же ровно тридцать лет назад), а либретто Мариной Черкашиной создано на русском языке, на котором оперу исполняют и сегодня, добавив украинских субтитров. Идея возродить «Вия» на одесской сцене витала уже не первый год – до реализации дело дошло в год 205-летия великого писателя.
Это похоже на чудо, что в условиях сегодняшней Украины Одесская Опера даёт премьеру столь сложного произведения (на счету редкого пограничного жанра – оперы-балета – больше неудач, чем успехов), да к тому же ещё и сочинения современного автора, ведь не секрет, что опера 20 века пользуется куда меньшей популярностью у заядлых опероманов. Губаренко, мечтавший омузыкалить бессмертного гоголевского «Вия», по воспоминаниям его супруги и либреттиста Черкашиной, испытывал определённые трудности при создании одного из центральных и загадочных образов оперы – Панночки, его не устраивали вокальные средства выразительности и в итоге он пришёл к необходимости нарисовать Панночку хореографией. Так родилась идея введения балетного персонажа в оперу, развившаяся затем в полноценную балетную часть этого произведения.
Это полностью проект театра, который в условиях экономического кризиса, нарастающего в республике, самостоятельно нашёл возможности реализовать амбициозный замысел: настоящее геройство его директора очаровательной Надежды Бабич. Три первых спектакля проходят с аншлагом – театр забит под завязку, что вселяет в руководство радужные надежды, что успех «Вия» третьвековой давности (тогда современная опера за восемь сезонов прошла двести раз – неслыханное достижение!) будет повторён и приумножен. Инициатор постановки – главный дирижёр театра молдавский маэстро Александр Самоилэ, мастер интерпретации больших экспрессивных полотен, к числу удач которого, безусловно, относятся многочисленные обращения к итальянской и русской оперной классике. Теперь к этой коллекции он смело может добавить и «Вия».
Подобно повести Гоголя опера-балет Губаренко полифонична по своей драматургии: переплетены не только вокальное и хореографическое искусства, мистика и реальность, малороссийский колорит и настоящий триллер – в опере гораздо более замысловатый симбиоз смыслов и интонаций, хотя внешне, на первый взгляд, произведение лишено подлинной психологической глубины, больше рассчитано на зрелищность и прямое попадание «на эмоции».
Театр даёт новую редакцию, где путём усиления хореографической составляющей фактически акценты смещены и продукцию правильнее было бы назвать балетом-оперой. Российский постановщик Георгий Ковтун делает главным героем повествования самого Николая Васильевича Гоголя (Дмитрий Бартош), который образует танцевальную пару с губаренковским главным «немым» персонажем – Панночкой (Оксана Широкова). Танцевальное начало абсолютно доминирует в новой версии – что не удивительно, учитывая фигуру постановщика: режиссёр и балетмейстер Ковтун всегда стремится к сложной пластике даже в чисто оперных произведениях. Помню его максимально обалетизированную «Кармен» на Шаляпинском фестивале 2011 года в Казани: было впечатление, что танцует под зажигательные ритмы Бизе даже бутафория. Но что могло показаться избыточным в классической опере, оказалось абсолютно уместным в произведении, чья жанровая принадлежность как раз и предполагает торжество пластической выразительности. Помимо сложной, изобретательной хореографии, которой Ковтун наделил балетных артистов, непростые задачи возложены и на солистов оперы, и на хор, практически все они действуют на сцене на уровне кордебалета – по сложности воплощения пластических идей.
Повесть Гоголя – на первый взгляд сказочка, страшилка, ужастик, триллер. Нет в ней особой социальной или психологической глубины, всё основано на внешних эффектах, на бередящей душу таинственности и мистике. Однако, есть в ней и своя полифония, своя сложносочинённость, смело мешающая фантастику с малороссийским колоритом, чисто бытовое, жанровое, народное с загадочным, таинственным, сверхъестественным. Впрочем, противоречия тут никакого нет: суеверия, склонность к «чудесам», как известно – отличительные черты именно южнорусского, украинского быта. Поэтому одно другое вполне гармонично дополняет. Эти же черты присущи и произведению Губаренко – более того, благодаря обострённой выразительности, которой, конечно, обладает музыка, они поданы ярко, выпукло, зримо. Музыка композитора полна контрастов и ярких гармонических находок, ритмического и мелодического своеобразия. Украинский фольклорный замес присутствует в избытке, но не воспринимается клюквой в национально-поделочном, лубочном стиле – его ровно столько, сколько нужно, чтобы оттенить мистериальную, фантасмагористическую сторону опуса. Имея за плечами весь слуховой опыт двадцатого века, ощущаешь новаторство автора и в то же время его укоренённость в традициях отечественной композиции, а наиболее зримые ниточки тянутся к музыкально-театральным опусам великого Шостаковича.
Задача постановщика – почувствовать эту полифонию и суметь её выразить. Похоже, что Ковтуну это удалось: контрастность сцен, их яркость, динамизм, выразительность, масштабность и размах (в массовых сценах одновременно на подмостках находится более ста двадцати человек) – всё это сделано на должном высоком уровне.
Основное действие предваряет пролог, в котором из разверзнутой могилы выскакивает сам великий писатель и творит свою страшную сказку: созданные его фантазией образы начинают жить самостоятельной жизнью, спорить и сопротивляться автору, а ему приходится «корректировать» их действия личным присутствие на протяжении всего спектакля. Первое же явление гоголевской фантазии – слепые поводыри в чёрном, ведущие в никуда одетую в национальные украинские костюмы молодёжь – метафора к событиям наших дней? Второе – гигантское яйцо, буквально высиженное Гоголем-филином, из которого вылупляется своенравная Панночка-ведьма, не желающая более следовать указаниям породившего её писателя. В заключительной, по сути весьма страшной вакханалии чертей, козлищ и прочих вурдалаков в храме, огромная фигура жутковатого Вия, вдруг оборачивается тыльной стороной (там, где по сюжету урод открывает-таки наконец веки и Хома, встречаясь с ним взглядом, падает замертво), являя скульптурное изображение самого Николая Васильевича, с прискорбием взирающего на эту беснующуюся толпу – ещё один привет трагической действительности вне театральных стен? Едва ли художники хотели прямолинейного соотнесения с окружающими их событиями, но оставаться в стороне от трудного момента в жизни Украины, творить совсем уж чистое искусство, вне контекста, наверно, невозможно и не нужно…
Оркестр театра абсолютно готов к прочтению замысловатой современной партитуры: балеты Стравинского, которые здесь разучили и с честью включили в репертуар год назад, сыграли добрую службу и коллектив не испытывает ни малейших затруднений, ярко и убедительно подавая непростую для обывательского восприятия музыку. Динамизм, кинематографичность, присущие музыке Губаренко, Самоилэ выявляет, я бы даже сказал, оголяет с бескомпромиссной смелостью, создавая захватывающее внимание слуховую атмосферу. Оркестру вторит хор под водительством многоопытного Леонида Бутенко (кстати, единственного из постановочной команды участника ещё мировой премьеры «Вия»): яркие голоса и культура пения помножены на пластическую живость коллектива, играющего и поющего с максимальной отдачей.
Одесская вокальная школа достойно представлена роскошными голосами солистов – Александра Стрюка (Хома Брут), Илоны Скрипник (Бубличница), Игоря Царькова (Дорош) и др. Полифонию музыкальных образов логично дополняет визуальное многообразие (художник Злата Цирценс) – яркая ярмарочная сцена, радующая глаз сочностью красок, противостоит беснованию нечисти в храме, которое невольно соотносится с непростой действительностью вокруг.