Трамвай без желаний

На разорившуюся владелицу поместья Бланш не похожа. Фото с официального сайта театра

Этот спектакль был бы значительно короче, что, прямо скажем, его украсило бы, если бы актеры так ненужно, бессмысленно, так долго и неуместно не бегали по двухэтажной декорации. Квартирное неудобство семейства Ковальских, действительно, заключено в том, что душ, в котором столько времени будет проводить приехавшая сестра Стеллы Бланш Дюбуа, на втором этаже, хотя семья живет на первом. Возможно, кому-то и покажется, что эта утомительная беготня, навязчивый топот – прием, но когда прием в отрыве от действия, содержания диалогов настойчиво повторяется, то становится скучно наблюдать за этой зарядкой мхатовских артистов в премьерном спектакле «Трамвай «Желание». 

Внушительная декорация постановочных мастерских – и дом Нью-Орлеана, и в то же время образ трамвайного гипервагона. Когда этот сценографический массив развернется в финале на 180 градусов, то мы увидим душевую с обратной стороны. Только теперь душ этот в психушке: там струится настоящая вода и омывает тело Бланш. Ее силуэт освещен неоновым светом. На авансцене больничные койки (сценография Николая Симонова).

Спектакль МХТ ставился на Марину Зудину – Бланш, но роль эта так и не оказалась схваченной актрисой, скорее приходилось догадываться, чего собственно добивался от актрисы режиссер Роман Феодори. Если по замыслу порочность Бланш разрушает жизнь мирных обывателей южного провинциального города, то для достижения этой сомнительной задачи, весьма и весьма сопротивляющейся автору, мало хлестать виски из литровой бутылки. Притом не только крепко стоять на ногах весь спектакль, но и весьма ловко носиться по лестницам двух этажей, ни разу не споткнувшись от такого количества крепкого спиртного.  

Глядя на такую Бланш, веришь, что она была учительницей, но трудно представить, что, заглушив в себе мораль, она вызывающе пустилась во все тяжкие, да так, что ее за аморальное поведение изгнали из родного города. У Теннеси Уильямса есть объяснение этому: она отринула мораль, потому что сломалась из-за несчастной любви, правда, драматург избегает прямого и внятного ответа на то, что же все-таки случилось в жизни Бланш, которая сделала многим доступным свое тело. Стала ли она свидетелем самоубийства своего возлюбленного в юности, как говорит сама Бланш, склонная к сочинению своей собственной жизни, или муж оказался подонком, как говорит ее сестра Стелла? А может быть, дурная слава родного города, дошедшая до Нью-Орлеана, – клевета? Или все-таки она становилась партнершей мужчин в отеле «Фламинго», известным свободой нравов, на сутки-двое, и ее дальше передавали по рукам? Все это – вопросы трактовки режиссера, на которые в спектакле нет ответа, потому что нет процесса, а есть оценки, поэтому ни сочувствия, как у Уильямса, ни решительного отрицания, как в замысле у режиссера, порочной американской учительницы, почитающей Готорна, Уитмена и Эдгара По, на деле нет. Прошлое Бланш надо ведь тоже сыграть. 

Она впервые появляется в дорогом белом костюме у дома сестры, как будто прибыла с приема губернатора. Однако Бланш приезжает со всеми вещами – ей ехать больше некуда. Она пересаживается с одного трамвая на другой, чтобы добраться до квартала Нью-Орлеана, и столь гламурный ее вид хорош для модного журнала, но не для разоренной экс-владелицы имения в спектакле.

Если режиссера увлекла мысль о ее порочности как силе, разрушающей и жизнь сестры Стеллы (Ирина Пегова), и прежде всего Митча, провинциального малого, сколь наивного, столь и недалекого, то порок тоже надо сыграть.  Мало обозначить пластическую группу завсегдатаев «Фламинго», изображающих в прологе свальный грех. Сама актриса, коли на нее ставится спектакль, могла бы впустить в себя эту опасную сексуальную манкость, обаяние соблазна, и тогда из душа бы выходила не обеспеченная леди в шелковом дорогом халате, а женщина, которая не способна остановить свои инстинкты. Тогда в поле своего искушения она попыталась бы затянуть по привычке и мужа сестры, это животное, этого хама Стенли Ковальского. 

В спектакле же отношений между ними нет. Просто приехала сестра с сомнительной репутацией, которая слишком часто моется и долго занимает ванную комнату, чем нарушает нехитрый уклад семьи. Понаехали тут! 

Стенли воевал, все-таки он сержант, этот момент подчеркивается в его биографии. Ему не просто так давали ордена. Он умеет не только бить жену, его научили убивать, поэтому он не просто в семейной ссоре колотит посуду. Он своими ручищами разрубает обеденный стол пополам. В этот момент кажется, что Стенли забьет до смерти любого. Однако впечатляющая игра Михаила Пореченкова – роль сама по себе. Что происходит между ним и Бланш? И если уж устраивается дефиле порочных мужчин и женщин, в котором непременно должен быть голый мужчина как знак качества современного театра, то почему же так стыдливо решена сцена изнасилования Бланш Ковальским? И ее сближение с Митчем необходимо лишь для того, чтобы показать, как Бланш разрушает его жизнь, но опять нет ни одного намека на то, как она обволакивает его, плетет паутину соблазна, хотя Михаил Трухин предельно достоверен, играя местного обывателя с претензией на неуклюжую галантность, сколь доверчивого, столь и заурядного. 

Когда за Бланш Дюбуа приедут врачи, чтобы отправить ее в психиатрическую лечебницу, то не случится ни жалости, ни негодования.