Игорь Гуськов
Убежденный европеец Оливье Пи.
Фото с официального сайта фестиваля
Во французском Авиньоне продолжается 68-й театральный фестиваль. В этом году его возглавил французский драматург и режиссер Оливье ПИ, российскому зрителю хорошо известный – несколько его постановок было представлено в Москве, на Чеховском фестивале. Новый директор самого знаменитого театрального форума в мире дал эксклюзивное интервью для «Независимой газеты» журналисту Игорю ГУСЬКОВУ.
– Каким виделся вам фестиваль, до того как вы стали во главе его?
– Для меня фестиваль в Авиньоне начался давным-давно. Я сыграл здесь свой первый спектакль в OFF в 1985 году. Но по-настоящему признание пришло в 1995 году, когда меня впервые пригласили в официальную программу со «Служанкой», спектаклем, который длился 24 часа! Всего я сыграл за все годы во всех программах в Авиньоне семь раз. И теперь, оказавшись во главе этой великолепной машины, я не могу сказать, что чем-то был удивлен в ее внутреннем устройстве. Могу даже сказать, что она достаточно гибкая по сравнению с административной тяжестью устройства большого парижского театра, как, например, «Одеон» (Оливье Пи проработал директором этого театра с 2007 по 2012 год. – «НГ»). Там в течение года под моим началом было 150 человек, а здесь всего 27. И только с начала июня команда фестиваля вырастает до 700 человек.
– Теперь, когда у вас как у директора в руках вся власть, что бы вы хотели поменять в Авиньонском фестивале?
– Руководить этим фестивалем – не значит следовать каким-то модным увлечениям и тенденциям. Я должен прежде всего сохранять великое наследство. В этом огромная ответственность перед, так сказать, идеологическим собором фестиваля, в сердце которого – служба государства обществу. Тогда речь должна идти не о том, чтобы что-то менять ради погони за новизной, а чтобы приблизиться к реальностям сегодняшнего дня. Фестиваль и форма его проведения не были придуманы Виларом раз и навсегда. Вилар безостановочно модифицировал и видоизменял его, чтобы быть как можно ближе к фундаментальной идее Авиньона – демократизации культуры. Поэтому мы с командой, например, начали с самого, на наш взгляд, насущного – изменили ценовую политику в отношении юных зрителей и любителей театра. Чтобы слово «доступность» приобрело реальный смысл. Теперь после покупки билетов на четыре спектакля у нас действуют скидки на все купленные билеты. Так же как специальные цены для молодых зрителей.
– То есть молодой зритель – один из ваших приоритетов?
– Последние годы очевидно всем, что в театре мало молодой публики, и одно из объяснений – в демографической ситуации. В 60-е годы послевоенный беби-бум приводил к тому, что не было никакой проблемы заполнять молодежью театральные залы, и здесь, на фестивале, в конце 60-х публика до 30 лет составляла около 65%. Сейчас трудно в это поверить.
– Но, может быть, для того чтобы привлечь молодежь, надо думать и о спектаклях, на которых им не было бы скучно?
– Не только. Надо смелее привлекать молодых драматургов и молодых режиссеров! В официальной программе в этом году 11 или 12 режиссеров, которым менее 35 лет. Надо дать шанс и новому театральному поколению. В этом году в программу, в которой около 50 названий, мы позвали 35 артистов, которые никогда не принимали участия в Авиньонском фестивале. Но молодость авторов не панацея для привлечения молодой публики. Я настаиваю на физической доступности театра для молодых. Если молодым будем доступна цена, они с радостью откликнутся и смогут оценить самые разные артистические предложения в программе, даже самые необычные и радикальные.
– По поводу предложений. В этом году из программы исчезла концепция «приглашенных артистов». Почему?
– Я не люблю, когда говорят, что один артист более важен, чем другой. Мне ближе идея, что даже самый маленький спектакль несет в себе нечто очень важное и заключает в себе самые большие амбиции программного директора. В этом году, как мне кажется, такими спектаклями могут стать постановки из Детской программы, которая впервые проходит в рамках фестиваля IN.
– Раньше спектаклями для совсем юных зрителей славился фестиваль OFF. То есть наметилось сближение курсов двух фестивалей? Рассчитываете ли вы на то, что это может привести к рождению какой-то новой синергии?
– Ясно одно, что наши два фестиваля, IN и OFF, должны идти вместе рука об руку. Я сам начинал в OFF и в прошлом году снова выступал там с моим спектаклем-кабаре «Мисс Кнайф». Это был символический жест, ведь я знал, что осенью вступлю в должность директора фестиваля IN, чтобы показать, что между нами нет никакого антагонизма. В этом году в нашей программе IN мы специально цитируем около 20 спектаклей фестиваля OFF, которые кажутся нам интересными, чтобы привлечь к ним внимание. Театр, поддерживаемый государством, таким образом выражает свою солидарность с маленькими труппами, у которых совсем не легкая жизнь. Но не с театром коммерческим и самыми разными шоу из кафе-театров. Ничего плохого в них не вижу, но пути у нас разные.
– Ваш первый фестиваль более интернациональный, чем в последние годы. И более европейский. В этом ваша поддержка идеи единой Европы?
– Я убежденный европеец. Не случайно же я руководил театром Европы «Одеон» в течение пяти лет. Мне очень интересен юг Европы, и в Одеоне мы инициировали европейский проект, который сейчас находит эхо здесь, в рамках Авиньона, с приездом, например, сицилийки Эммы Данте или присутствием нескольких греческих поэтов, драматургов и режиссеров, которые вопреки кризису могут со всей страстью рассказывать о сегодняшней реальности. О реальности и ее поэтическом преломлении в музыке, в стихах и спектаклях расскажут арабские авторы. То есть не только Европа. В программе этого года – Африка, Латинская Америка (режиссеры из Бразилии, Чили, Аргентины), Япония и даже Новая Зеландия. Моя программа является результатом 20 лет моих странствий, моей работы и моих встреч.
– Тогда как получилось, что ваши встречи в России не привели к присутствию русского театра здесь, в Авиньоне?
– Не всё сразу. Все будет. Русскому театру в Авиньоне быть. По крайней мере у меня к этому есть огромное желание. Я сам много раз приезжал в Россию, поддерживаю отношения со многими русскими друзьями, среди которых хочу отметить Валерия Шадрина, директора Чеховского фестиваля. Мне бы очень хотелось показать в Авиньоне спектакли Дмитрия Крымова, Владимира Панкова, такого большого автора, как Иван Вырыпаев. Это только первый ряд имен артистов, которые должны быть представлены здесь, в Авиньоне. В этом году с русским присутствием в Авиньоне не получилось по разным причинам: техническим, практическим и финансовым. Но мы продолжим работать над тем, чтобы в будущем это случилось.
– Русский театр с радостью откликается на приглашения других фестивалей, и с радостью встречает иностранных специалистов. Весной этого года в России столкнулись с волной отказов западных артистов в знак протеста приезжать сюда. Как вы относитесь к такой ситуации?
– Очень трудный и сложный вопрос. И каждый артист его решает для себя сам. Я приезжал в Москву и ставил оперу «Пелеас и Мелизанда» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко в то время, когда Владимир Путин уже был у власти, и я был совершенно не согласен с официальной политикой вашего правительства по отношению к Чечне. Возобновление спектакля произошло в то время, когда случился закон против так называемой пропаганды гомосексуализма. Я решил приехать, потому что мне была дорога работа с замечательными артистами, и я очень дорожу дружбой с Чеховским фестивалем. Для меня это не Россия Путина, это что-то другое. Это Россия, и это люди, которых я люблю. Каждому артисту надо оставить свободу выбора, свободу совести, что он делает и какое решение принимает. И каждый раз – для каждого спектакля и каждого приезда – это будет совершенно своя, особенная ситуация. И сегодня я понимаю, что мне будет гораздо тяжелее снова приехать поработать в России. Не хотелось бы стать алиби, каким-то прикрытием для ваших властей. Сегодня есть другая возможность – поработать над тем, чтобы принять в ближайшем будущем самих русских артистов здесь, на фестивале в Авиньоне.
– Пользуясь случаем, хотел спросить ваше мнение о той непростой ситуации, которая складывается сейчас в артистической среде в России, в частности в театре. С 1 июля вступил новый закон, запрещающий нецензурную речь на экране и на сцене.
– Ситуация ужасна. Это не та Россия, которую я увидел 15 лет назад. Был, конечно, некий хаос, но в нем чувствовалось дыхание свободы. Сейчас же лично я, каждый раз получая новости из России об ухудшении ситуации, чувствую себя очень плохо. Я очень страдаю от этого. У меня в России немало друзей, близких друзей, и я их очень люблю. К тому же – страдает свобода самовыражения художников. Я думаю, что законы, которые запрещают мат в искусстве или так называемую пропаганду гомосексуализма, под видом которой запрещаются к показу фильмы или спектакли, это троянские кони, которые позволяют государству воссоздать цензуру и сделать ее более широкой и даже более политической. Слово этому всему – цензура. Преследования гомосексуалов само по себе ужасно, тем более в наше время. И для этого используется закон против пропаганды гомосексуализма. Этот закон очерняет образ России, тормозит движение вашей страны к настоящей демократии. Но это только вершина. Потому что за этими законами видится настоящая политическая воля государства, все идет к тому, чтобы под тем или иным предлогом подвергать цензуре все, что как-то не нравится сегодняшней власти. И понимание всего этого только увеличивает мою горечь и страдание, мое сострадание к моим друзьям, оказывающимся в нелегких ситуациях. Но надо жить. Будут в жизни и более светлые моменты.
– В рамках фестиваля будет представлен спектакль Кристиана Скьяретти «Май, июнь, июль», в котором показывается борьба идей и позиций во французском театре в 68-м году. Тогда французские артисты отстояли право на свободу самовыражения в театре и искусстве вообще. В России сейчас этот же вопрос встал с новой остротой и начала проводиться новая генеральная линия: в кино и в театре, финансово поддерживаемом государством, артисты должны показывать только то, что не выходит за рамки дозволенного.
– Сегодня во Франции ситуация такова, что Министерство культуры и государственные субсидии театру защищают авторов от мира коммерции, который разрушает произведения искусства, когда на первый план выходит лишь вопрос рентабельности. И дают творцу тотальную свободу поиска, право на настоящее творчество и самовыражение. Проблема сегодня в том, что у Министерства культуры все меньше и меньше средств, чтобы действенно поддерживать культуру. У самого Министерства культуры (тяжелый экономический кризис тому виной) все меньше возможностей быть услышанным в кругу других министерств, когда идет речь об очередном бюджете на год. Франция – это универсализм. То есть Франция – это страна Чехова, Достоевского, Кафки, Шекспира. Франция – это не вопрос французской идентичности, это страсть к слову всех стран, к слову всех людей со всех концов света. Это Франция, которую я люблю. Потому что Франция для меня – это не только география, экономика и земля. Это идея универсализма, что мы все – братья, то, что мне дорого в моей стране. И мне кажется, что эта идея универсализма еще жива здесь, на фестивале в Авиньоне. Если же вернуться к вашему вопросу и угрозам сегодняшнего дня над театром в России. Надо продолжать работать и бороться. Надо всегда идти дальше. И если какие-то театры лишат госсредств или, не дай бог, закроют, то все равно выход – только в продолжении работы. Если упадет занавес, то все равно надо работать, пусть и в закрытом пространстве. Если государство будет уменьшать финансирование, то надо продолжать работать с меньшими деньгами. Театр часто оказывается на линии сопротивления. Но надо, чтобы театр продолжал существовать, настаивал и отстаивал свои взгляды и позиции. Единственное спасение – только в работе. Все эти непростые обстоятельства в России обязывают нас здесь, в Авиньоне, быть более внимательными, к тому, что у вас происходит. Потому что наш фестиваль остается площадкой свободы и в его обязанности входит принимать на этой площадке всех артистов, когда в их собственных странах их голосам все труднее звучать свободно.
