Марина Гайкович
Последняя встреча Амнерис и Радамеса.
Фото Олега Черноуса предоставлено пресс-службой театра
В Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко легендарный Петер Штайн поставил один из шедевров Джузеппе Верди – «Аиду». Томительное ожидание премьеры, усиленное тем, что в Москве эта опера, как ни странно, почти не идет, обернулось разочарованием: кажется, впервые этот сюжет оставил обозревателя «НГ» совершенно равнодушной.
Очевидно, режиссер хотел уйти от конкретики: от пышности традиционализма со сфинксами и слонами, и от сугубо концептуального решения, всегда уводящего в сторону от оригинала. Штайн объявил, что ставит оперу строго по Верди и даже число перемен декораций оставил как у автора (а чтобы публика не сбежала раньше времени в буфет, о перемене сообщают на световом табло). В общем, задачу режиссер выполнил – против Верди не погрешил и от конкретики ушел. Только вот никуда не пришел. В этой постановке нет идеи, нет личного прочтения, какового ждали от режиссера, чьи постановки в 90-х оглушили российский театральный быт. Нет здесь ни страсти и трепета любовной линии со змеиной ревностью Амнерис, разрывающимся между долгом и чувствами Радамесом, самопожертвованием Аиды и оглушающим прозрением дочери фараона. Впрочем, последнее есть – только совсем не как у Верди. Там, где Амнерис, осознав свою беспомощность перед волей жрецов (собственноручно отдав им на растерзание возлюбленного), призывает к миру, она показана сумасшедшей, которая вскрывает вены на могиле Радамеса.
Нет политической интриги, нет противопоставления боги-люди и так далее. Есть дизайнерские декорации и мастерски вписанные в них мизансцены. Художник Фердинанд Вегербауэр образно представляет Египет как арт-объект: черное с золотом на ослепительно белом фоне. В финале раздражающий белый цвет стен обрамлен черными углами переходов и лестниц, словно отражая состояние несчастной Амнерис (в контрастном платье цвета темной крови), что отчаянно мечется, пытаясь найти выход. Эффектно она идет против движения колонны жрецов, не замечающих стенающую дочь фараона: когда боги творят суд, власть людей кончается. Лариса Андреева, одна из ведущих меццо в театре, для партии Амнерис – не самый удачный выбор: певица не попадает ни вокально (ощущение, что ей эта партия «не по голосу»), ни артистически – наследница фараона в ее исполнении мало чем отличается от богини любви Венеры в «Тангейзере».
Другая сцена, которая, пожалуй, впечатляет: обряд посвящения главнокомандующего в храме бога Ра, когда в финале ритуала светлый костюм Радамеса обвивает алая лента, а из сияющего отверстия сверху спускается золотой круг, символ солнца, благословляющий будущее кровопролитие.
Главный дирижер театра Феликс Коробов на этот раз не стал следовать олимпийскому девизу «быстрее, выше, сильнее» и довольно чутко отнесся к партитуре – но тут же проиграла эмоциональная сторона, пропал нерв, отчего местами исполнение было довольно вялым, особенно в заключительной сцене. Анна Нечаева и Нажмиддин Мавлянов, достойно справляющиеся со своими партиями по ходу спектакля, в предсмертном дуэте без активной поддержки дирижера сникают, и щемящее окончание оперы превращается в формальность, сдобренную реками крови, что стекают с рук Амнерис.
