Дарья Курдюкова
Джессика Лэнг на выставке в Мультимедиа Арт Музее. Фото ИТАР-ТАСС
Хотя некоторые выставки юбилейной X фотобиеннале открылись еще в феврале, официально она стартовала только на прошлой неделе, и среди самых ожидаемых гостей была Джессика Лэнг с проектом «Незримое». Рассказывают, что жаждавшие живьем поглядеть на двукратную обладательницу «Оскара» – впрочем, в ее послужном много разных премий – завалили музей просьбами пустить на вернисаж. Сама актриса в России второй раз, впервые она приезжала сюда послом доброй воли Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ).
Неся искусство фотографии в массы, Мультимедиа Арт Музей придумывает порой нетривиальные ходы – на прошлой фотобиеннале на Остоженке показывали снимки Вима Вендерса. Не со съемок, просто «Картины с поверхности земли». Ретроспективно можно найти символическую зацепку с нынешней выставкой Джессики Лэнг – она и ее нынешний спутник Сэм Шепард снялись в вендерсовском «Входите без стука». Впрочем, сюжет этот придется оставить в скобках, поскольку «Незримое» совсем о другом. То есть в снимках есть кинематографичность, эмоция, проживаемая во времени и пространстве и часто будто ненароком захваченная камерой, порой с эстетикой случайного выбора – но нет про кино. Но придется сделать и еще одно уточнение – что Лэнг вообще-то занялась фотографией до всякого кино, и увлечение это претендовало на то, чтобы перерасти в серьезные – профессиональные – чувства: еще в 1967-м университет Миннесоты снабдил ее стипендией. Потом, правда, искусство Motion Pictures сманило ее на свою сторону, но фотография отыгралась, когда в начале 1990-х Шепард вручил Лэнг «лейку». С той поры начинается отсчет показанных сейчас на Остоженке работ (привезли их около 140). Кино – путешествие в чужую жизнь (а до путешествия в кино, до ролей в «Почтальон всегда звонит дважды», в «Тутси», во «Фрэнсис», в «Голубом небе», даже до дебютной роли в «Кинг-Конге» она успела и в школе мимов поучиться, и в Opera Comique потанцевать), фотография – режиссура своей жизни, особенно когда связана как раз с путешествиями. По Штатам, Мексике, России… Лэнг снимает карнавал в штате Чьяпас с уличными шествиями в безумных, чудных масках, с трансвеститом, а может задумчиво зафиксироваться на самом типичном, даже неказистом – и рельсы упираются в горизонт заснеженного пейзажа.
Когда спрашиваешь ее, что такого дает фотография, чего не хватает в кино, Джессика рассказывает (она, кстати, из тех, кто, несмотря на звездность, продолжает, что называется, думать в кадре, поэтому даже короткий разговор становится беседой, а не блицем) об «освобождении от актерского мастерства», о медитативности, одиночестве и интимности съемки, в отличие от кинопроизводства как командного продукта, где у тебя меньше свободы выбора. Но несмотря на то, что фотографирование – процесс для нее интимный, раскрываться таким образом перед другими, показывая снимки, она не боится – говорит, это не сравнится с тем, что твои роли тут же начинают обсуждать все.
Лэнг не боится прослыть старомодной, предпочитая черно-белую пленку скоростной «цифре». У нее есть фотоколлекция, где среди великих – и Картье-Брессон, и Стиглиц, и Йозеф Куделка, а в собственную летопись она вписала и их с Михаилом Барышниковым дочь Александру (его самого здесь нет), и внучку, сжимающую в руках змею. На пресс-конференции актриса говорила, что никогда не старается выстроить сцену и что пришедший из области кино человек воспринимает себя иначе – предпочитая оставаться невидимым. Ее нет на снимках. Стоит подчеркнуть – во многих смыслах, то есть она отказывается и от авторского присутствия, от авторской, концептуальной позиции. Но и в буквальном смысле – тоже, на снимках ее нет. А там, где оказались ее близкие, это никак не обозначено. Оказавшись по другую сторону объектива, Лэнг не ищет нарочитой красоты (вернее, все же ищет, но в обычных вещах), но и агрессии не ищет (вернее, вся агрессия с юмором умещается в карнавальный грим какой-нибудь дамы с нарисованными на губах зубами), ее фотокарточки – хотя какие уж тут карточки, вполне внушительные карты впечатлений – можно назвать заметками на полях жизни. Можно пересказать, что происходит – копыто осла и нога фермера, пожилой человек облокотился на парапет, мексиканцы преклонного возраста отплясывают на улице, американские флаги веером крепятся к стене коттеджа, тень падает на стену с граффити, и абрис света и тени напоминает раскрытую книгу, – но это мало что прояснит. Для нее важнее ощущения «между строк», которыми можно проникнуться, но без толку пересказывать. Это процесс созерцательности, оставшийся в «сгустке» кадра, случайная выборка впечатлений, но с тщательным отбором – в музее повесили контрольки, и там видно, что из стандартных 36 кадров она оставляет лишь один-два.
Написаны ее комментарии на полях, это чувствуется, именно женским почерком. Потому что, например, кажется, оставленный хозяевами какой-то старый интерьер с окнами она показывает все-таки эстетизированной грезой об ушедшем (и монохром этой недосказанности вторит). В недоговоренность Лэнг закладывает поэтичность. Она рассказывает истории, но полунамеками – зритель сам складывает штрихи в сюжет.
