Дарья Курдюкова
Колокола бяньчжун XI-VIII вв. до н.э. Фото Дарьи Курдюковой
Выставка «Древний Китай: ритуал и музыка. Бронза и лаки из собрания Музея провинции Хубэй» разместила преимущественно бронзовые сосуды всех мастей на главной экспозиционной площадке ГМИИ – в Белом зале, на колоннаде и в зале за ней. Еще здесь показывают три доминирующих над пространством музыкальных инструмента, немного военного «реквизита» и совсем чуть-чуть лаков. В Китае ритуал и музыка были «не разлей вода»: первый помогал выстроить социальные отношения и иерархию, вторая призвана была их гармонизировать. То есть, строго говоря, речь должна бы идти не только о самих предметах, но об атмосфере времени династий Шан (XVII–XI века до н.э.) и Чжоу (XI–III века до н.э.), ощутить которую в этот раз оказалось непросто.
На пресс-конференции президента Пушкинского музея Ирины Антоновой не было среди представлявших выставку – она сидела в зале Итальянского дворика среди слушателей. В последнее время с Ириной Александровной, если говорить о восточных сюжетах, связано японское искусство – у музея большая коллекция японской гравюры, вещи из которой то и дело показывают, в прошлому году французская живопись из собрания ГМИИ ездила на японские гастроли, недавно Антоновой был вручены орден Восходящего солнца, Золотая и Серебряная звезда. Сейчас Марина Лошак представила китайскую выставку.
У Музея провинции Хубэй больше 260 тыс. памятников – в том числе фарфор и керамика, нефритовые изделия (но на выставке речь про другое). Его коллекция – пример того, как сделанные в этой местности археологические находки становятся в некотором роде визитной карточкой страны – 16 предметов из собрания носят статус национального сокровища, еще 812 числятся среди ценнейших китайских реликвий.
Эпоха Шан (или иначе Инь) одарила Китай первыми городами, научила технике бронзовой отливки, жизнь на этом свете древние люди ставили в зависимость от покровительства тех, кто его уже покинул, и в Китае, как, впрочем, и в других древних культурах, погребальный ритуал был насыщен сложносочиненной символикой, связанной с природными обитателями и стихиями. А потом власть прибрала к рукам династия Чжоу, при ней появились и конфуцианство, и даосизм с переменчивостью вселенной – дао, – гармонию которой поддерживают Ян и Инь, особенно если человек прислушивается к миру природы. И «первые шаги» тогда же, в IV–III веках до н.э., сделала Великая китайская стена.
В Москву привезли больше 100 вещей. Кураторы Ванг Джихао и Кира Вязовкина расставили вещи по витринам, написали пространные экспликации с историческими экскурсами, с объяснением символики и технологии бронзовой отливки, и нужно приготовиться, что пытливому зрителю предстоит углубиться в чтение. Может быть, даже больше, чем во всматривание. Самым разнообразным получился Белый зал: гегемонами в нем себя чувствуют музыкальные инструменты – мощные стойки с каменными плитами (литофон бяньцин – единственный полностью дошедший до нас, к тому же входивший в погребальный оркестр правителя И царства Цзэн и сам по себе служивший подтверждением статуса) и колоколами (бяньчжун). Около этих, кажущихся сегодняшнему глазу причудливыми, инструментов вспомнится вдруг наш харизматичный и художник, и музыкант Герман Виноградов, который и сам инструменты придумывает. Но это – за скобками музея. А в Белом зале ненавязчиво звучит музыка, по изящным коринфским колоннам бежит видеопроекция, напоминающая рябь воды. Увы, на том дизайнерское оформление заканчивается, тему эту не поддержат ни на колоннаде, ни в зале за ней.
Здесь появятся тоненький бронзовый журавль с оленьими рогами (стража гробницы водрузили на почетное место в полукружии абсиды) и лаковый олень с настоящими рогами, кожаные доспехи, скрепленные шелковыми нитями, струящаяся змеями подставка для барабана, напоминающий курительную трубку черпак, похожая и на быка, и по иронии судьбы отдаленно на подкову, маска, которую время пощадило, только надышало патиной, придав бронзе дополнительный красивый цветовой оттенок. Но численностью берут в основном массивные бронзовые сосуды, они строем «командоров» сопровождают весь выставочный маршрут. И вот в том же Белом зале стоят себе на полках-витринах сосуд типа дуй, сосуд типа ху со змеиным орнаментом, и кто бы знал, что расшифруют музыку слов таблицей – но на другом конце экспозиции. За колоннадой и в таблице этой нет сосуда типа дуй (есть типа доу – это для еды), но зато можно вспомнить, что сосуд типа ху предназначался для вина. Где-то, впрочем, о предмете рассказывается прямо на этикетке – например, если еду готовили на пару, так брали сосуд типа янь – глубокая посудина на коренастых ногах.
Но странное дело – вещи интересные, все эти оставленные древностью орнаменты облаков, соединяющегося с землей неба. И ведь тут показывают и найденное в начале нулевых – то есть, по словам организаторов, то, что еще не все специалисты знают. Но... неудобно это смотреть: выставка без заметного кураторского жеста – просто как отдел постоянной экспозиции краеведческого музея. Слов много, а музыкальности в ней нет.
