Дарья Курдюкова
Цирк – емкая метафора и в искусстве, и в жизни. Фото автора
Наконец-то выставка напоминает лицедейство. Кураторы Дарья Воробьева и Нина Дьячкова аранжировали российское искусство XX–XXI веков через цирк и придумали историю про то, как он из вида искусства – здесь есть и фотографии артистов, и настоящий реквизит – и из манкого для художников мотива стал метафорой взгляда на мир. То, как выглядит музейное пространство, вызывает оторопь – в хорошем смысле слова. Архитекторы экспозиции – Алексей Трегубов и Анна Румянцева – театральные художники и создали настоящую сценографию. В которой жанр музейного показа получил непривычную (увы) для наших музейных смотров динамику.
Заголовок «Игра в цирк» усиливает смысл происходящего – цирк ведь и есть игра – и одновременно меняет на противоположный. Смысловой перевертыш, трюк. Двойное усиление отрицает клише о скучной неподвижности выставок как жанра музейной работы – динамике пространства можно подивиться. Но это усиление отринуло и возможные упреки в легковесности, в бездумной беззаботности. Цирк олицетворяет необычные возможности, его манеж становится ярким пятном в жизни, сгустком энергии, разрядкой смехом – и вместе с тем в бытовой жизни это абсурд происходящего, балаган, бег по кругу, поставленное на карту… очень многое. Играючи здешний цирк построили на смехе, соседствующем с грустью, на жизни на арене, «под прицелом» людской толпы и под маской грима – и на одиночестве человека под гримом, будь то Леонид Енгибаров или герой картинок Константина Батынкова.
«Лица» цирка – клоуны и звери, но раз архитектура экспозиции стала сценографией, четвертая стена снята, и больше того, зрителя пускают внутрь, на сцену разыгранного устроителями, так и что пришедший становится частью игры, пускаясь в одиссею клоуна. Здесь придется спускаться и подниматься, заглядывать за шторки, искать выходы… В построенном в конце XVIII века по проекту Казакова особняке Губина парадную лестницу венчает синий купол цирка, под которым парит Любовь Орлова, как в александровском «Цирке», потом вы будете задирать голову на висящий на стене стул и не скатывающийся с нее мяч в зале-«Балаганчике», где соседствуют, например, волшебные циркачи Тышлера и лубки. Вам нужно взойти на деревянный помост центрального зала выставки «Метафора», куда сходится много дверей и много сюжетов. В центре него, конечно, манеж: в инсталляции Game over – show must go on Леонид Тишков усадил на бортик клоуна в человеческий рост, и мы вслед за ним смотрим на дно, куда проецируется фильм Годфри Реджио «Жизнь, выведенная из равновесия», где под ногами проплывают городские пейзажи. Вокруг этой маленькой вселенной – и политическая карикатура Бориса Ефимова, и своя модель мира у примитивиста Павла Леонова, и сюрреалистичные будни концептуалиста Виктора Пивоварова. Позади тишковского клоуна – жесткая фотосерия Сергея Браткова «Шапито Moscow» с балаганными уже в другом смысле буднями столицы и гордым стражем порядка. А с другой стороны – страшный фотоцикл «Песочница» Аллы Есипович, где пожилые люди превратились в детей на детской площадке. Почему-то в этой же комнате-«Метафоре» оказался странный диптих «Сон Евы» Александра Тихомирова… Как эту метафору можно поставить на службу цирку, догадаться не удалось.
Впрочем, работ умершего в 1995-м художника здесь вообще по сравнению с другими авторами довольно много (в целом здесь собраны вещи из 30 музейных, включая Третьяковку, и частных собраний). Объясняется все просто: при поддержке Фонда наследия Тихомирова выставка сделана. Хотя художник этот не то чтобы очень известный, в последние годы фонд активно продвигает его творчество, добившись выставок в Музее современной истории России, в Русском музее, в Музее Востока и в Еврейском музее и центре толерантности. Ну что же можно сказать – в цирке все равны. Тут и акварельные наездницы-грезы Артура Фонвизина, и фантасмагория Шагала, и кубофутуристический коллаж Владимира Издебского, и характерные персонажи Олега Целкова, и заразительное балагурство Германа Виноградова на видео Александра Долгина и Ираиды Юсуповой (в маленьком балаганчике за занавеской), и акционист Олег Кулик со снимками чучел обезьян, и Марсель Марсо в монументальном исполнении Зураба Церетели… Ушедшие и современные – актуальные, просто известные и даже не очень известные – всех, кого история искусства разводит по разным сторонам, уравняла арена. На вернисаже вызвало недоумение, почему тут не оказалось с детства любимого цирка Маршака в иллюстрациях Владимира Лебедева, – но обещают, что со вторника они займут свое место в залах. Хотя и в электронном виде.
Одиннадцать залов и коридор – «Аллею славы» с фотографиями знаменитых циркачей – преобразили не в полтона, а смело расплескивая краску. Несмотря на то что выставка длинная, она без длиннот – меняется фактура (и абрис манежа может перекидываться как связующий мостик, из одного зала в другой), настроение, звуковое сопровождение, но под сурдинку звучит другое: цирк – жизнь. Не только в упомянутых социально-политических работах Браткова и Есипович, но и когда после «Гримерки» с настоящим реквизитом, с лежащими в столиках-витринах эскизами костюмов, с звучащим голосом закулисья, то зовущим артистов на сцену, то спрашивающим «Филю мыли?», попадаешь в маленькую комнату «Лицо клоуна», которая приоткрывает изнанку праздничной клоунады. В полумраке там тоскуют большие портреты мрачных клоунов Константина Батынкова, и ощущение подавленности поддерживается пространственно – зеркало множит отсеки, и ты уже не уверен, можно ли переступить следующий порог или за ним ничего нет, иллюзия…
Не зря настроение двойственности часто появляется в связи с работами актуальных художников. Трюкачество, переходящее в эпатаж, нередко по привычке считают их стратегией. Здесь, как и в ежегодно проходящих в этих же залах выставках-аранжировках собрания ММОМА, contemporary art преподносят не обособленно, а частью культуры, частью, которая из-под маски эпатажа говорит часто о вещах более глубоких, чем эпатаж. И о двойственности, и о неуверенности, и о том, что поставлено на карту, когда как по манежу бегаешь по кругу или когда круг игрального стола «зацикливается», потому что у висящей над ним карты – с обеих сторон рубашка (в инсталляции «Угадай!» Алексея Трегубова, который здесь не только архитектор выставки).
А в конце концов оказываешься в «Клетке», смыкающейся над головой, и уже непонятно, львы ли (на фотографиях Кати Школьник) в нее заточены или мы. Из клетки путь – в «Мечту», крохотную белую комнату со множеством закрытых дверей. Тоже как карта на выбор. Впрочем, если пойти с другой стороны, так из «Мечты» попадете в «Клетку»… Это игра, фокус, и все мы порой защищаемся шуткой, важное говоря между строк.
