Минимум героев, минимум декораций. Фото с официальной страницы Центра имени Мейерхольда.
На сцене Центра имени Всеволода Мейерхольда в пятницу и в субботу сыграли премьеру по новой пьесе Михаила Угарова «Маскарад Маскарад». Он сам ее и поставил. Такое «самообслуживание» однажды принесло ему славу одного из главных героев – лидера и деятеля «новой драмы», – после того как в Центре Высоцкого на Таганке Угаров поставил спектакль «Облом off», прославивший и театр, и новое поколение актеров и доказавший, что «новая драма», даже когда опирается на классические тексты, открывает в них совершенно новые конфликты и смыслы.
В программке можно прочесть, что главные движущие силы нового спектакля – исследование и диалог. Оттолкнувшись от этих слов, так и тянет пуститься в исследование и наладить диалог между прежним спектаклем Угарова «Облом off» и нынешним «Маскарад Маскарадовичем». Там драматург черпал вдохновение и «пользовался» героями гончаровского романа «Обломов», тут – перемещает в наши дни героев лермонтовского «Маскарада», удваивает название, точно ставит его перед зеркалом, и отмечает, что отражение не повторяет, а переворачивает изображение. Левое становится правым, правое – левым. Всё – задом наперед. Всё – не так, как на самом деле. А ведь кажется, что так и есть… Ну, собственно, об этом и написан лермонтовский «Маскарад». Можно еще пуститься в размышленья о том, что вот только что в Центре Мейерхольда отметили 140-летие великого режиссера, и так кстати подоспел новый «Маскарад», – все же помнят, знают, читали, что одним из самых знаменитых спектаклей Мейерхольда был как раз «Маскарад» в Александринском театре. Впрочем, эти размышленья могут увести далеко-далеко, а что касается «помнят-знают», так это не наверняка, судя по тому, что на отравленную салфетку – против мороженого в оригинальном «Маскараде» М.Ю. Лермонтова – в зале реагируют недружным смехом. Угаров с этим «генетическим» знанием играет: предлагая Нине (Анна Котова-Дерябина) мороженое, Арбенин – в пьесе Угарова – Алексей (Егор Корешков) – сам есть отказывается, говорит, что не любит мороженое (те, кто читал и помнит, знает – почему!), но потом соглашается и съедает несколько ложек. И на несколько минут голова тех, кто знает, заполняется разнообразными хитрыми предположениями: принял противоядие? Решил умереть вместе с ней? А ларчик открывается просто: отравлена, оказывается, салфетка, которую вместе с мороженым передает приговоренной к смерти супруге «князь».
В пьесе Угарова Алексей – человек современный, никакой не князь. В той же программке приводятся слова драматурга и режиссера про «мужскую тему – одну из самых трагических в русской литературе». Вот Лермонтов занимался ею, еще немного – Пушкин. Угаров трагический перекос пытается исправить. Его Арбенин – пусть уж называются, как назывались у Лермонтова – человек военный. Умный. Так что, наверное, не строевой, а скорее всего – из разведчиков, офицер спецподразделения, где умных встретишь чаще. У них и юмор – особый, в нем и тонкость есть, но – своя, и невозмутимое спокойствие шутки, что отчасти роднит его с британским юмором. Холодная смесь армейской шутки с английским анекдотом.
Год назад читка угаровского «Маскарада» закрывала очередную и, кажется, последнюю «Мастерскую» в Центре драматургии и режиссуры на Беговой. Из той удачной читки в спектакль перекочевали несколько актеров, в том числе и Егор Корешков, который играет «Арбенина». Поскольку спектакль – не читка, на сцене появились венские стулья, в большом количестве, два музыканта (за звуковую партитуру отвечает Дмитрий Власик, без которого, складывается впечатление, ничего нового в нашем театре случиться не может) – они располагаются по краям площадки – и «небальные танцы». Так они заявлены в программке. Два молодых человека и девушка, более или менее раздетые или раздетые почти целиком и полностью, но, как шутил когда-то Жванецкий, не окончательно. Армейский юмор не дает особого простора в том, как следует поступить, чтобы еще точнее обозначить эти самые небальные танцы, но здесь, на газетной полосе, скажем только, что эти холодные сексуально детерминированные движения трех тел должны были, вероятно, подчеркнуть отсутствие подлинного огня в отношениях героев. Всё – холодно, холодно, холодно, как было сказано, правда, не Лермонтовым, а Чеховым, героем фильма, над которым все лето работал как уже не театральный, а кинорежиссер Михаил Угаров.
«Маскарад Маскарад» Угарова – интеллектуальная драма. Публика, к слову, очень внимательно слушает диалоги Алексея и Дмитрия, то есть Звездича (Артем Григорьев), танцы, наверное, оживляют диалоги, но мало что добавляют к сказанному и уже сыгранному. Может быть, режиссер слишком простодушно доверился тем, кто без устали утверждает, что постдраматический, то есть продвинутый, новый театр без молчаливых движений голых тел мгновенно превращается в нечто старомодное, побитое молью и покрытое пылью?
Но танцы не заслоняют ни смысла, ни актеров. Лидия (у Лермонтова – баронесса Штраль) в исполнении Евдокии Германовой – это торжество последней страсти. Точно все ее прежние любови, как десяток полноводных рек, впали не в мировой океан, а в омут ее сегодняшнего состояния, которое она тем не менее умело скрывает за светской легкостью общения. В диалогах то и дело ловишь блестящие афоризмы, которые как бы заменяют отсутствующие в пьесе Угарова рифмы. Разговорная матерная присказка про «едрить-колотить» становится поводом к почти философскому диспуту между Алексеем и Дмитрием – про зазор между смыслами – между определенностями, очевидностями, как смысловую ловушку, куда можно провалиться, как в бездну. Звездич, то есть Дмитрий, раздражает Арбенина-Алексея своей самоуверенностью и самовлюбленностью. Увлеченный идиот, считает он. И мы с ним согласны. Об этом история: как холодный и зрелый ум, оказывается, может обмануться, и холодность, и ум, и расчетливость опытного солдата – не в счет. Не помогают ни фига. Пьеса – хорошая, даже очень. Много личного, ничего лишнего. В спектакле личного, кажется, даже больше, чем нужно, оно же – и лишнее. На мой взгляд.