Дарья Курдюкова
«Шинель отца». Автопортрет.
Фото предоставлено организатором выставки
Работы рано и нелепо погибшего художника «сурового стиля», оставившего запоминающиеся образы непарадной русской жизни, после Москвы повезут в Венецию, а затем в Лондон. «Виктор Попков. 1932–1974» – это 40 работ. Известные картины прибыли из Третьяковской галереи, Русского музея, музеев Волгограда, Орла, а незнакомые публике вещи – из частных коллекций, в том числе из Арт-фонда семьи Филатовых, который вместе с РОСИЗО стал организатором выставки.
Минкульт выбрал Виктора Попкова одним из национальных символов – в зале университета Ка' Фоскари гастроли попковской живописи пройдут в рамках Года туризма России в Италии, а в Сомерсет-хаусе вольются в обменную программу Года Россия–Великобритания. Попкова уже возили в Нью-Йорк на нашумевшую выставку «Россия!», потом – в Рим, на «Социалистические реализмы». Теперь – сольные европейские выходы. Если оперировать модными сегодня категориями патриотизма и поиска национальных героев, выбор Попкова понятен. Шестидесятник писал страну, горюя о судьбах отдельных людей. К тому же реалистическую живопись всегда проще объяснить зрителю (к слову, в 1975-м Попков посмертно стал лауреатом Госпремии). Не слащавый соцреализм и не андеграундный привкус порой сложно переводимых контекстов неофициального искусства. Ну и просто его творчество было вехой послевоенной культуры.
Не сказать, что в отраженной Попковым мрачной реальности хочется жить – мысли там все больше о кончине, но даже в его случае речь идет о поэтизации. Появившийся на рубеже 1950–1960-х «суровый стиль» был ответом отупляюще-незамутненной картине всеобщего благоденствия, написанной соцреализмом, а создававшие этот самый «суровый стиль», например Таир Салахов, Павел Никонов или Николай Андронов, как и Попков, создали программные монументальные работы, перевернув формат сталинской эпохи тем, что вывели на авансцену не радостных героев, а уставших, побитых жизнью людей. У Попкова такой картиной стали «Строители Братска» 1960 года – мощные фигуры рабочих, пессимистичные тона и строгие лица. Кажется, смотрят они не на свой будущий «парадный» портрет, а в темную перспективу грядущего.
До того художник успел сделать совсем иную стилистически работу: «Весна в депо» 1958 года – это еще соцреалистическая по духу вещь, но соцреализм тут в мягком, скорее пластовском духе. Будни, мужчина протирает огромные колеса, а взглядом отвлекается на идущую мимо девушку-рабочего, и первые зеленые листья на деревце «звучат» обертоном эпизода. Но зрелый Попков был другим и про другое. «Чекист» как напоминавшее о репрессиях человекоподобное существо, знаменитый цикл «Мезенские вдовы» и картина «Воспоминание» из него с потерявшими в войну мужей теперь уже старухами с заостренными почти до гротеска чертами лиц, с застылыми, неловкими позами – через них художник вспоминал, «прощупывал» время. Эти вдовы тенями зашелестят в другой хрестоматийной его вещи – в автопортрете «Шинель отца». Отец его погиб на фронте, тут – диалог Попкова с ним и монолог о времени (достоин ли сын этой шинели?) и о поиске себя в нем. А шинель художник взял у тестя, и тут открывается еще один ракурс: говорят, тот спас его от самоубийства, символически став вторым отцом.
В его работах почти нет динамики, тут не действие, а состояние, хотя динамику им придает авторский взгляд, за которым чувствуется внутренняя борьба. Поэтому рядом, и хронологически тоже, оказались «Художник» 1969 года и «Работа окончена» 1970-го. Серовато-зеленоватая, легкая, «дышащая» гамма в окруженном чайками вдохновенном «Художнике» сменяется темным интерьером со спящим перед черной «дырой» окна Попковым, и в черном небе «повисли» отражения тусклых лампочек. То нежность – или ее поиск? – то тяжелая, давящая хандра. Сон в работах Попкова всегда помнит старую мысль, это – репетиция смерти, и даже если изображена спящая юная пара («Двое»), они разобщены, и в том, как он их видит, пульсирует тревожность.
В эпоху художник вглядывался через повседневность и через отдельных людей, хотя лица их часто у Попкова типизированы. По-разному утрированно, но обобщены лица-маски что у женщин из Мезенского цикла, что в менее известных работах вроде сценки «Зимней выпивки» с соображающими на четверых или в «Новогодней ночи», где вдруг на пустынной улице с кричащими розовыми огнями елки появляется хрупкая девушка. С маской – уже по-другому – связаны оставшиеся неоконченными, Пушкина вспоминающие «Осенние дожди»: тот стоит на крыльце дома в Михайловском, спиной к нам, смотря, конечно, в осенний пейзаж. Только глаза закрыты – Попков писал лицо с посмертной маски, «не успел доработать», вспоминал друг художника. Сам Попков погиб в 1974-м – пытался на улице Горького поймать машину, попалась инкассаторская. Водитель его застрелил.
