Галина Коваленко
Катерину окружают призраки в шинелях. Фото Елены Лапиной с официального сайта театра
Кама Гинкас поставил в московском ТЮЗе спектакль «Леди Макбет нашего уезда». На главную роль пригласил артистку из Санкт-Петербурга: Катерину сыграла Елизавета Боярская, и все профессиональное сообщество признало выбор режиссера крайне удачным.
Кама Гинкас – один из немногих современных режиссеров, который любит и ценит слово и умеет с ним работать. Жанр его нового спектакля «Леди Макбет нашего уезда» определить трудно. Он создает сценический текст, окружая диалог авторскими описаниями, размышлениями или комментариями, не нарушая действия. Тут к месту вспомнить Аристотеля, утверждавшего, что «то, что есть в эпическом произведении, есть и в трагедии». Иными словами, проза таит в себе драматический элемент. Чеховская триада Гинкаса «Скрипка Ротшильда», «Дама с собачкой», «Черный монах» это подтверждает, как подтверждают спектакли его ученицы Ирины Керученко, воплотившей прозу Достоевского – «Кроткую» в МТЮЗе и «Сон смешного человека» на малой сцене Александринского театра.
Обратившись к очерку Лескова, Кама Гинкас возвращает ему первоначальное название «Леди Макбет нашего уезда», под каким он и был напечатан в журнале Достоевского «Эпоха». Язык не поворачивается назвать это творение Лескова очерком. В коротком повествовании писатель воссоздает гибель женщины, затянутой в бездну страсти, против которой она бессильна. История изложена прихотливым, богатым красками, неповторимым языком Лескова, который сохранен в спектакле. Действие спектакля Гинкаса разворачивается с немыслимым ускорением в самом что ни на есть заурядном пространстве, сочиненном Сергеем Бархиным. Эта заурядность подчеркивает незаурядность происходящего. Двор купеческого дома с телегой в центре, на которой, как водится, валяется вывернутый наизнанку тулуп из овчины. Телега станет греховным ложем героини, но это и супружеская кровать, на которой почивает Катерина Львовна (Елизавета Боярская) со старым, но совсем не грозным мужем. На этой же телеге будет удушен мальчик Федя (Степан Степанян). Рядом с ней будет лежать под весенней яблоней разомлевшая от любовных ласк Катерина и грезить о счастливой жизни с Сергеем.
Телега займет доминирующее положение позже. Мы увидим и семейное чаепитие с грозным свекром Борисом Тимофеевичем (Валерий Баринов), придерживающимся домостроевских порядков, который в черном теле держит не только невестку, но и уже поседевшего сына. Борис Тимофеевич в интерпретации Валерия Баринова недобр, его ястребиный взор замечает все, что творится вокруг. От него исходят волны недоброжелательства к людям вообще. Его сын Зиновий Борисович (Александр Тараньжин) – скромный набожный трудяга, давно смирившийся со своим зависимым положением в доме и в купеческих делах. Недалеко от телеги роковое место, где Катерина Львовна захочет померяться силушкой с работником Сергеем (Игорь Балалаев), разбитным щеголем, против которого не может устоять ни одна баба. Но это случится позже. Спектакль начинается и заканчивается коллективным образом каторжан – безликой серой массой в шинелях, следующей по этапу. В этой ужасной толпе затерялась героиня.
Хореограф Константин Мишин скупыми средствами создал выразительную пластическую заставку, представляющую толпу, в которой мужчины и женщины неотличимы друг от друга. Их однообразные механические движения говорят об усталости и равнодушии к своей судьбе и судьбе товарищей по несчастью. Этот эмоциональный образ уступает место будням купеческого дома, где мужчины заняты делом, а молодая жена бездельничает и томится от скуки. Атмосфера, хорошо известная по «Грозе» Островского. И когда в жизнь Катерины входит красавец и балагур Сергей, она преображается и активно преображает свою жизнь. Елизавета Боярская показывает пробуждение дремавших в ее героине грозных сил. Она ненасытна в своей страсти. Режиссер в любовных сценах создает особый сценический метаязык – то мелькнет локоток, то высунется белая ножка, то свесится в изнеможении ручка и наконец покажется лицо с потемневшими от страсти глазами. В телеге с вывернутым наизнанку тулупом происходит животное греховное соитие неистовых любовников. Для нее свет клином сошелся на Сергее. Да он того и стоит – красив, вальяжен, силен мужской силой. Но душа у нее неспокойна. Не совесть ее заедает. Четыре убийства совершает она, лишь бы Сергей оставался при ней. Ночами мучают ее галлюцинации: ласковый кот является в образе то отравленного ею свекра, то задушенного мужа. В эту сцену вторгается сюрреалистическое, логически порожденное сновидением Катерины. Реальность смещается, уступив место кошмару. В эпизодах сна режиссер плетет тончайшую вязь: Катерина рассказывает Сергею свои сны, охваченная страхом и смутным, неосознанным ощущением, что ее безоглядная страсть – бесовское наваждение. Тут Лесков близок к Достоевскому, и Кама Гинкас дает это почувствовать, ведя актрису по этому пути. В этой, казалось бы, ничем не примечательной женщине, какой она предстает в первых сценах, зародились зверство и жестокость как результат бесовской страсти. Ради нее она откажется от родившегося в остроге ребенка и пойдет, ни о чем не сожалея и ни в чем не раскаиваясь, по этапу, лишь бы быть со своим Сережечкой.
В спектакле отсутствует ее соперница Сонетка, с которой завязал отношения бросивший ее и насмехающийся над ее любовью Сергей. Так, как решен режиссером финал, этот персонаж не нужен. Есть безликая, как и все прочие каторжники, женская фигура, на которую кидается «как сильная щука на мягкоперую плотицу» Катерина, обе гибнут в волнах, как пишет Лесков, в волнах реки. Пластическое решение этой сцены лаконично и выразительно: между женщинами завязывается драка, заканчивающаяся гибелью обеих. Партия каторжников, безликая масса воров и убийц, продолжает свой путь. Символически раздвинулось замкнутое пространство, в котором совершилось четыре убийства. Невыносимо жаль эту женщину, которую затянула в свои бездны страсть. В русском литературоведении есть традиция – отождествлять героиню Лескова с героиней «Грозы» Островского. В спектакле же рассказана самостоятельная история женщины. Осанна Каме Гинкасу за его художественную интуицию, давшую возможность раскрыться сильному драматическому нутру Елизаветы Боярской. Это не первый случай в его режиссерской практике – мощный характер, созданный молодой Оксаной Мысиной в спектакле «К.И.» по Достоевскому. Екатерина Карпушина, актриса театра Романа Виктюка, дебютировала в трагической роли Медеи. Это вспоминается на новом спектакле, литературной основой которого стал очерк непревзойденного стилиста Николая Лескова, текст которого блестяще разработан режиссером и донесен актерами.
