Дарья Курдюкова
Хаим Сутин. Красная лестница в Кань. 1923-1924. С сайта ГМИИ им. Пушкина
В заглавие выставки вынесена кажущаяся чуть выспренней для сегодняшнего слуха цитата из Марка Шагала – «Отечество мое – в моей душе…». Она отражает концепцию создателя Музея искусства авангарда (МАГМА), предпринимателя, президента Европейского еврейского конгресса Вячеслава Кантора – он собирает еврейских художников первой и второй волны авангарда, эмигрантов из России, но не только их. В сотню привезенных в Пушкинский музей работ – это около трети собрания Кантора – вошли не только Шагал, Хаим Сутин, Илья Кабаков, Гриша Брускин и Эрик Булатов, но и Люсьен Фрейд и Илья Репин.
Если совсем коротко, идея музея возникла так: Вячеслав Кантор купил у наследников Валентина Серова картину «Похищение Европы», которую по финансовым причинам не осилила Третьяковка, где хранится один из эскизов этой вещи, – и решил, что эта самая похищенная Европа достойна не частной коллекции, а музея. В другой музей он полотно не понес, а стал собирать вещи для музея собственного. Музей искусства авангарда появился в 2001-м, а впервые выставку «Отечество мое - в моей душе…» показали в женевском Дворце наций в 2009 году.
Коллекция хороша – за раз можно посмотреть и несколько работ Хаима Сутина с его пастозными, тягуче-«плачущими» линиями, и раннего Марка Ротко с «Портретом Джо Лиса» – такое сочетание, в общем, редко (Ротко зрелый – мечта Вячеслава Кантора, но пока, по его словам, он не встретил на рынке ротковской вещи, про которую мог бы сказать: «Она – точно моя»). Здесь есть трепещущие в белой дымке работы Владимира Вейсберга, иературы Михаила Шварцмана, «Жук» Ильи Кабакова и стеклянные головы самого сюрреалистичного из наших концептуалистов Виктора Пивоварова. Есть на виньетку похожий, почти маньеристичный беотиец Бакста (эскиз костюма к черепнинскому балету «Нарцисс») и стальной силуэт сделанной Гришей Брускиным скульптурки с борьбой Иакова с Ангелом. Есть грезы шагаловских героев и полусказочный-полутеатральный мир персонажей Александра Тышлера с его «Директором погоды».
А можно придумать себе маршрут, например, только с портретами. И пойти от Зинаиды Серебряковой с томной обнаженной мадемуазель Неведомской – к девушке в черном платье Модильяни. Обойдясь немногими цветами, оставив модель вообще без движения, Модильяни сохранил на холсте хрупкую фигурку с огромными глазами, с задумчивым взглядом, который подчиняет себе все настроение портрета. От «Кондитера» с каким-то одновременно скорбным и трепетно-детским выражением лица у Сутина – к автопортрету Фалька, рядом с которым – его ученик Эрик Булатов. Булатовский портрет Ольги Андреевой, чей силуэт в черных колготках, с черной шапкой волос, вырастает из жарко тлеющих красного платья и фона – непривычный для более позднего стиля художника, но наследующий именно фальковскому пониманию цвета. Классический Булатов тут тоже есть – и его «Живу-вижу», и «Диалог с Мондрианом» будто распахиваются окнами из зала – во внешнее пространство.
При этом Музей искусства авангарда включает не только авангард первой и второй волны, не только Парижскую школу и русских эмигрантов, но, скажем, и репинское «Парижское кафе». Вдохновленное живописью Курбе и Мане и первым показом импрессионистов, от авангарда оно все-таки очень уж далеко отстоит... «Концепция коллекции не искусствоведческая, а просветительская», – сообщается на сайте МАГМА. Во главе угла – идея толерантности. «Это искусство – очень русское, очень еврейское и очень выдающееся!» – резюмирует в каталожном очерке Вячеслав Кантор. Как и любая концепция, эта – дело хозяйское. Только сама подборка произведений говорит о том, что искусство – шире рамок, которыми его стягивают. На вопрос, важно ли обсуждать национальность, пол искусства (эта тема, к счастью, осталась за рамками показа, но вообще сегодня модная) или довольствоваться категорией качества, каждый решает для себя сам.
