Страдающие женщины – в центре оперы Штрауса. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля
Фестиваль в Эксе существует более 60 лет и изначально был посвящен показу опер Моцарта. В последнее десятилетие благодаря усилиям своих интендантов, сначала Стефана Лисснера, а теперь и Бернара Фокруя, фестиваль раздвинул временные и тематические рамки и вышел в лидеры летних оперных ристалищ – наряду с Зальцбургом, Глайндборном и Байройтом. Одной из тем фестиваля в этом году были выбраны мифы Средиземноморья, а самыми интересными спектаклями стали постановки «Риголетто» Верди и «Электры» Рихарда Штрауса.Экс в последние годы умеет как никто подогревать градус ожиданий меломанов всего мира, то заявляя радикальную постановку «Дон Жуана» нашим Дмитрием Черняковым (в этом году спектакль был показан вновь после триумфа 2010 года), то второй год подряд отдавая постановки современных опер британской авангардистке Кэти Митчелл.
Рядом с новыми именами здесь всегда находится место проверенным скакунам, например режиссерам Роберу Карсену и Патрису Шеро, величинам в мировой опере признанным и одним своим присутствием способным украсить любую оперную сцену и любой фестиваль. Робер Карсен эпатировал публику и перенес в цирк и в стриптиз-клуб действие вердиевского «Риголетто». Спектакль был осуществлен в копродукции с Большим театром, поэтому довольно скоро эту достаточно рискованную и скандальную постановку смогут оценить наши зрители.
Патрис Шеро в этом пасьянсе фестивальной афиши отвечал за вечные ценности мировой оперы. Как в выборе названия оперы, так и в ее сценическом преломлении. Мы не увидели ничего скандального. Но тем интереснее было наблюдать интерпретацию «Электры», где Шеро делает ставку на проверенные временем средства современного и уже ставшего традиционным и старомодным режиссерского театра.
Действие разворачивается в единой монохромной декорации двора, по традиции последних десятилетий сценографом Шеро выступил итальянец Ришар Педуцци. Как мы догадываемся, дворец и его покои находятся где-то там, за массивными стенами. Здесь же на первом плане балет и кружение служанок, жалующихся на проблемы и невзгоды своих хозяев, прежде всего хозяек, так как с их языка не сходят имена царицы Клитемнестры и ее дочери Электры. Обе страдают, первая не может спать, потому что ее мучают кошмары, вторая тоже слоняется по дому без сна как тень, но ее гнетут думы о мести. Так мы оказываемся в самом сердце конфликта.
Либретто оперы, написанное по заказу Штрауса в начале XX века австрийским поэтом-символистом Гофмансталем, опирается на греческий миф, дошедший до нас в трактовках Эсхила, Софокла и Эврипида. Электра, дочь царя Агамемнона и Клитемнестры, мечтает о мести, о смерти для своей матери и ее любовника Эгиста, убийц ее собственного отца. В видениях Электры ангелом мщения выступит ее брат Орест.
Патрис Шеро не предлагает радикальных перемен ни в прочтении, ни в трактовках. Но ему важны детали, как если бы он вдохновлялся гомеопатией, где малые доли средства должны производить на пациента то же самое воздействие, что и массированные атаки сильнодействующих медицинских препаратов. Обычно действие «Электры» происходит при свете луны, Шеро меняет только одну фразу в речитативах служанок, и далее у него все проистекает во дворе дворца под яркими лучами солнца. Как если бы он хотел нам добавить ясности и четкости в понимании происходящего. К концу дня дело будет сделано, и месть скажет свое последнее слово.
Шеро детально и основательно прорабатывает три главных женских образа, слегка выравнивая их значение: матери Клитемнестры и двух ее дочерей, Электры и Хризофемиды, добавляя каждой психологических нюансов и мотивировок.
Но при всех попытках создания спектакля с хоровым звучанием эта опера и ее успех всегда будут лежать тяжким бременем на хрупких плечах исполнительницы главной роли. Немецкое сопрано Эвелин Херлициус с честью справляется с непосильной задачей. Два часа остается она на сцене, проживая свою роль – от предсказаний смерти своей матери до макабрического танца экстаза, когда месть наконец-то исполнена.
Незабываемы Вальтрауд Майер, преобразившаяся в Клитемнестру, снедаемая жаждой покоя, и Адрианна Писчонка в облике Хрисофемиды, желающая побыстрее перевернуть страницы прошлого и шагнуть в новую светлую жизнь. Невозможно не отметить и нашего баса Михаила Петренко в роли Ореста.
Патрис Шеро изящно и красиво закольцовывает свою собственную режиссерскую судьбу, пригласив в сегодняшнюю постановку двух оперных патриархов, немецкого баса Франца Мазуру и баритона-баса сэра Дональда МакИнтайра, певших соответственно Гюнтера и Вотана в вагнеровской тетралогии Вагнера в вошедшей в анналы постановке Шеро в Байройте в 1976 году.
Очевидно, что такой спектакль, построенный на нюансах театральной игры больших оперных певцов, только выиграл благодаря присутствию в оркестровой яме финского маэстро Эса-Пекка Салонена.
Детали, которые складываются в характеры и драматические узлы. Самое большое достижение Патриса Шеро в том, что мы присутствуем не просто на оперном спектакле, мы погружены в трагедию, наполненную музыкой. Тот самый жанр, который так ценили древние греки. Апофеозом которого, как и положено, становится, чаемый теми же древними греками катарсис.
Экс-ан-Прованс