Красота пуще неволи

Прерафаэлиты выпустили в свет героев томных, манерно-хрупких, уязвимых в нарочитом стремлении производить впечатление и - откровенно эротичных. Фото автора.

Гордость англичан, Братство прерафаэлитов у нас широкой публике - как раз в силу того, что ни разу коллективной их выставки в Россию не привозили - известно не очень хорошо. Но творчество их наверняка придется по вкусу зрителям за поставленное во главу угла стремление к красоте. Конечно, интерес к нынешней экспозиции подогревает еще и то, что к нам она «завернула» в рамках турне - только что из Вашингтонской Национальной галереи, а после Москвы отправится в Японию. Начался же этот вояж в Tate Britain, оттуда мы получили название проекта «Прерафаэлиты: викторианский авангард» и гордое сообщение о том, что экспозиция стала второй по посещаемости за всю историю лондонской галереи. Хотя там показали свыше полутора сотен работ, а к нам из государственных и частных английских и американских коллекций привезли больше 80 - многие музеи не отпускают своих прерафаэлитов на гастроли. Директор ГМИИ Ирина Антонова мечтала о таком показе 20 лет, и готовили его 5 лет. Идя теперь по залам, думаешь, бывает ли красивость избыточной?..

Пока по материковой Европе катились волны революции, в 1848-м трое художников-островитян выступили с решительным намерением облагородить искусство - революционным, разумеется, образом. Студенты Королевской академии искусств Данте Габриэл Россетти, Джон Эверетт Миллес и Уильям Холман Хант бунтовали, что тоже вполне предсказуемо, против академической методы. Не хуже многих мужей Просвещения, они звали вернуться к природе. При этом именно художественный ориентир был далек от прерафаэлитов, как маяк в море: «не надобно иного образца, когда в глазах пример отца» было совсем не про них, отринувших все художественные наработки последних трех с половиной веков - всех героев, начиная с Рафаэля. Академическим догмам они предпочли романтическую, преимущественно болезненно-хрупкую красоту и скоро добились признания не без помощи критика Джона Рёскина. Извлекали эту красоту, кстати сказать - хотя и с оглядкой на седое прошлое - вполне себе из современности: еще до импрессионистов прерафаэлиты отправились работать на свежий воздух, а моделями делали друзей и родных.

Те попадали в истории с королем Артуром, в ожившие литературные сцены от Чосера и Шекспира (одно из программных полотен прерафаэлитов - миллесовская «Офелия», эффектно аранжированная зеленью пруда, и с цветами, выплывшими из мертвых рук) до современников.

Мечтавшие вернуть позднеготический-раннеренессансный дух поэтичной (Россетти и сам был не чужд стихосложения) утонченности, прерафаэлиты выпустили в свет героев томных, манерно-хрупких, уязвимых в нарочитом стремлении производить впечатление и - откровенно эротичных. То и дело думаешь, ради эстетики ли XV века это делалось или она стала благородным прикрытием их рвущейся наружу чувственности? Одним из самых старательных в этом отношении был Данте Габриэл Россетти с отсылавшим к великому предшественнику имени. В Пушкинский привезли его (впрочем, не только его) хрестоматийные работы: тут «Beata Beatrix», превратившая его возлюбленную Элизабет Сиддал в дантову Беатриче, «Прозерпина», «Благовещение»… Пышнокудрые, не то со страдающей, не то с любовной истомой в очах, чаще всего в трехчетвертном развороте, тоже дающем налет манящей таинственности, его героини становились выражением эдакого прекрасного вообще. И выражения лиц (даже когда одну модель сменяла другая) не очень-то менялись от работы к работе.

Сама выставка движется мерным шествием, шуршанием старинных одежд, беспрестанно прерываемым паузами эффектных поз. Часто наши музейные показы упрекают в отсутствии структуры, непроработанном маршруте - сейчас о нас решили позаботиться. Шесть разделов - и вновь с печатью романтической недосказанности. Начинается все «Спасением» (религиозные сюжеты, средь которых вдруг затесалась «Невеста» предшественника прерафаэлитов Теодора фон Хольста, которая вот-вот умрет, чтобы не выходить замуж за старика - ироничный ход). Дальше следуют «Образы прошлого» (исторические мотивы), «Природа» (оно и понятно - пейзажи), «Красота» (неясно, зачем было повторяться, если все прерафаэлиты преимущественно про это и были), «Поэтическая живопись» (акварели) и «Утопия». Водоразделы, впрочем, весьма приблизительны. Не скажешь сразу, отчего обзаведшийся с Фордом Мэдоксом Брауном, Эдвардом Берн-Джонсом и Россетти собственной фирмой по изготовлению витражей, фресок и просто предметов интерьера Уильям Моррис с выставленными тут образцами обоев и шпалер проходил в разделе утопии. Вот же - искусство, предваряющие ар нуво, отправлено если уж не в массы, так точно в жизнь.

Некоторое неудобство связано и с этикетажем. С одной стороны, подписи лаконичны (здесь не указана техника работ, и если с живописью все понятно, то графика иногда вызывает вопросы), с другой, пояснения порой… чересчур добросовестны. Ну, скажем, Джон Миллес берется писать картину по поэме Ковентри Патмора «Дочь дровосека». Произведение повествует о трагически закончившейся из-за социального неравенства любви, но художник выбрал сюжет лиричный и сладостно-сентиментальный - первую, еще детскую встречу нежных юных созданий средь леса. Так ли уж важно закончить экспликацию словами, что «мальчик предлагает маленькой Мод землянику, которую художник писал с ягод, купленных на рынке Ковент-Гарден»?..

Вообще, программная установка прерафаэлитов на серьезность и искренность как раз и мешают их так - серьезно и искренне - воспринимать. Подзаголовок названия «Викторианский авангард», конечно, манит тропкой меж чопорностью нравов и стремлением вырваться за рамки принятых норм, но выглядит явным (ради красного словца сделанным?) преувеличением. В погоне за вольностью без академических догм они попали в неволю собственных установок. Стали узнаваемо, предсказуемо эффектны. Отсюда - один шаг не только до ар нуво (который эстетически их сильно обгонет - может, в силу возвращения к большей условности), но и рукой подать до той самой академичности, салонности. Выяснилось это довольно скоро, уже через пять лет после основания братства Миллес вступил в Академию.

Впрочем, нерасторопные и красочные, как сновидения работы прерафаэлитов составляют внушительный сборник поз, жестов и исторических нарядов, становящийся пособием по тому, как держаться, чтобы издалека в модели была видна романтическая грусть. И для летнего сезона искусство что надо - умеет произвести впечатление, легкое по характеру и необременительное по содержанию.